– Ошибаешься. Выход всегда есть.
– Эй! – возмутился Велеон, – закрой-ка свой хлебальник, церковник! Не мешай котёнку становиться истинным львом, достойным сыном отца. И не препятствуй ему в праве воспользоваться своими яйцами, которые тебе отрезали после таинства, и дать шанс мальчишке доказать нам, что он настоящий мужик, а не размазня! – посмотрел на Нистрама, – не слушай инквизитора, дружище! Настаивай на своём и будешь красавой в глазах мужиков! – кивнул на своих.
Глаза юноши тут же загорелись огнём.
– К стене, – он ледяным взглядом посмотрел на Альму без малейшей нотки сочувствия и сожаления с лицом каменным, да настолько, что, казалось, вся его любовь, все чувства к ней исчезли в доли мгновения. Какой-то неведомо откуда взявшейся морозной стужей повеяло от Нистрама в этот момент. Такой, которая вытрясла из бедной девушки всю душу, после чего та тут же успокоилась, а слёзы перестали течь по её щекам бурной рекой, смывавшей до этого момента всё на своём пути. После Нистрам добавил остывшим голосом с ноткой лёгкой хрипотцы лишь одно короткое, – живо…
Альма, недолго думая, спокойно ответила:
– Как пожелаешь…
Поднялась со скамьи и, нахмурившись, двинулась к стене, попутно разглядывая любопытные лица остальных наёмников, которые уже поспешили сделать свои ставки на точность выстрела и в умах своих пожалеть бедняжку, которую скоро заберёт к себе бог смерти.
И, разумеется, на попадание никто не поставил. Некоторые догадки были связаны с тем, что прострелит в несчастной девушке Нистрам, промахнувшись: голову, ногу или живот. Остальные вполне логично предполагали, что пострадает сегодня только стена трактира.
Когда Альма встала подле Велеона, тот с широкой ухмылкой на роже подал ей яблоко, а она в ярости схватила его, потом развернулась к Нистраму, гордо вытянула спину, приподняла подбородок и поставила спелый зелёный плод на голову. Что всех поразило в этот момент, так это то, что девушка дышала спокойно, не тряслась, не дёргалась, а взгляд её прекрасный источал такую болезненную печаль, что некоторые наёмники сразу отвернулись, почувствовав, как сжалось сердце у них в груди. Ещё бы! Такая красота может погибнуть…
И вот Нистрам взвёл курок. Наступила тишина, какой и на кладбище не услышишь. А тут даже шум в ушах был различим с тем, какой бывает только тогда, когда мочками уха прикроешь слуховые каналы, дабы исключить любые посторонние звуки.
Так и ожидали все развязки в полном напряжения зале таверны, а она предательски долго не наступала. Нистрам и так, и сяк целился, но сконцентрироваться для меткого попадания не мог.
– Отступи, Нистрам, – чуть слышно произнёс Реммет, но всё было без толку.
Парень собрался, сконцентрировался, успокоился, удивительным образом смог перестать раскачиваться из стороны в сторону. Прицелился. Вздохнул и выдохнул в момент нажатия на курок.
Выстрел!
Упавшее на землю яблоко без намёка на попадание прикатилось к ноге Велеона. Тот подобрал его, откусил внушительный кусок и, усмехнувшись, самодовольно произнёс:
– В яблочко!
Бездыханное тело Альмы с простреленной головой упало на пол. Лишь губы её дёргались в предсмертной агонии, алая кровь залила всё лицо и пол, глаза закатились, а дыхание спустя пару мгновений прекратилось.
Нистрам поначалу даже не понял, попал ли он или нет. На долю секунды обрадовался, когда упало яблоко: думал, что как всегда метко положил в цель. Но стоило только Альме упасть, как тут же ошарашено уставился на её тело. Губы с руками задрожали, а ноги будто набили ватой. Даже сейчас он толком не осознал, что убил свою любовь. В голове возникли глупые мысли, мол, а вдруг это неудачная шутка его возлюбленной? А, может быть, потеряла сознание от волнения? Или ещё хуже: вдруг это галлюцинация от опьянения?
Трясущимся голосом он прошептал:
– Альма… – уронив пистолет на пол, двинулся к ней под аккомпанемент из смешков, хрюканья и настоящих истерик людей Велеона, которые, увидев гибель девушки, не смог сдержать смеха, глядя на Нистрама, всё быстрее возвращавшегося из пьяного бреда в обыденную для всех реальность. И чем ближе подходил, тем сильнее была истерика от осознания того, что только что случилось, – Альма!
Остальные наёмники с грустью сняли шляпы, положив руку на сердце. Лишь Велеон и тот наёмник, что принёс пистолет, испытывали восторг от происходящего. Они оба ставили на выстрел в голову.
Продолжая выкрикивать имя Альмы, Нистрам ринулся к ней, пал на колени, в ужасе, заливаясь горькими слезами, обнял её бездыханное тело и начал жалобно выть, захлёбываясь в собственных соплях. И выглядел он так жалко, что у ландскнехтов это вызвало ещё больший хохот.