– Заткнись! – прошипел Нистрам.
– И не подумаю, – усмехнулся инквизитор, хитро прищурив глаза.
– Если так, то хотя бы пистолет дай, чтобы я застрелился… – жалобно протянул в ответ бедняга.
– Ты серьёзно? – церковник приподнял брови от удивления.
– Вполне.
– Про это забудь, – Реммет помотал головой, – очень плохая идея.
– А мне кажется, хорошая.
– Забудь, я говорю…
– Пошёл ты! – Нистрам встал, подошёл к лошади Реммета и достал пистолет. Тут же в пару прыжков рядом оказался инквизитор. Выхватил ствол из рук и уложил беднягу на живот, надавив коленями на болевые точки спины.
– Пожалуйста, убей меня!!! – закричал Нистрам то ли в истерике от боли душевной, то ли от физической.
– Трус ты… – отвечал Реммет, – сначала наломал дров, а теперь надеешься, что не надо будет за косяки отвечать в этой жизни?! А что в таком случае богам скажешь при встрече?! Будешь ныть о своей несчастной судьбе, как мне сейчас, о несбывшихся планах и надеждах, а потом трусливо трястись и надеяться, что высшие простят и смилуются?! Серьёзно думаешь, что это тебе поможет?
Нистрам прошипел:
– А разве боги не прощают? В «Великой Альде» я читал, что покаяние – это дога к прощению! И почему трус?! Попробуй на себя руки наложить! Чтобы это сделать, нужно быть человеком с сердцем храброго льва, как у меня! Поэтому тебе и не понять!
– Правда?
Реммет прицелился и выстрелил выше головы Нистрама.
– Мамочки! – воскликнул тот сразу же после вспышки и в ужасе затрясся, заревел, истекая соплями. Удивительно осознавать, как быстро несчастный бедняга вдруг полюбил жизнь, не желая расставаться с амбициозными планами на будущее, в которые, не имея возможности реализовать, просто верил, предаваясь сладостным мечтаниям, но забывая о жестокой реальности.
Реммет с улыбкой помотал головой, засунул пистолет за пояс и отпустил беднягу.
– Сядь и успокойся.
Нистрам с трудом повиновался, тяжело дышал, не успевал вытирать свежие сопли и слёзы, жалобно постанывал. Потом, чуть успокоившись, промямлил:
– Зачем?
– Затем, чтобы посмотреть, как сильно ты на самом деле хочешь жить.
– И что выяснил?
– Я понял, что смерть для тебя – это слишком простой выход из сложившейся ситуации, – отвечал Реммет, – не скажи мне Альма, что верит в тебя, я бы связал твоё жалкое тельце крепко-накрепко, утром привёз бы в ближайший город к бургомистру с требованием провести суд. И уже после полудня за эту выходку в трактире тебя бы вздёрнули на глазах у всего города. Тебе повезло, что она любила, испытывала жалость и верила. Только и только из уважения к ней, к её силе, решимости, храбрости и непоколебимости перед ликом смерти в последнее секунды перед выстрелом, я не убью тебя, Нистрам. И пока нахожусь рядом, не позволю убить другим, даже тебе самого себя. Хочешь жить, не хочешь – пока я тут, это не тебе решать. А умереть… Умереть ты сможешь потом сам, когда разойдёмся, удавившись в какой-нибудь уборной на удавке через шею, как дворовая псина. Смерть, какую ты по-настоящему заслужил, ибо гибели от пули достойны только самые храбрые. Но если вдруг пожелаешь доказать мне, что Альма была права насчёт тебя, что она тебе небезразлична, а память о ней важна даже для такого трусливого эгоиста, как ты, сначала совершающего глупости, а потом думающего, как бы не понести ответственность за проступок, то взять и умереть ты просто не имеешь права.
Нистрам, немного успокоившись к тому моменту, усмехнулся.
– И ради чего жить теперь, когда моя любимая мертва?!
– Подумай.
– Я не знаю! Я ничего не умею! Учили всегда тому, к чему по жизни не тянуло. Потому не затягивало, потому не учился, потому и не знаю, потому и не умею, – голос был трясущимся и растерянным.
– Так ты, в конце концов, так вот и сказал бы Альме? Что ничего не знаешь и не умеешь? Не стыдно? Она в тебе мужчину видела, а не размазню. Скажи ей такое честно в лицо, и сразу бы её потерял. Какой женщине нужен бесперспективный слизняк? Неужели, ты действительно не видишь вообще никакого выхода из болота, куда загнал себя? Неужели ты всерьёз не знаешь, куда податься?
– А, может быть, подскажешь, как быть, раз такой мудрец?! А то я слишком тупой – не понимаю… – у Нистрама от ярости снова начиналась истерика.
– Тебе надо жизнь изменить, дурень! – воскликнул Реммет, – меняться к лучшему! Перестать заниматься самодурством и лезть в авантюры с сомнительными перспективами, а потом трусливо отказываться от обязательств и в конце ныть о тяжёлой жизни в надежде на прощение. Вот, что нужно делать!
– И как, интересно, мне изменить жизнь, если я ничего больше не могу и не умею, твою, сука, мать?!