Главное теперь — не заблудиться. Планировал корпус, видимо, какой-то склонный к паранойе архитектор — при захвате здания можно было баррикадироваться за любым поворотом, которых имелось бессчетное количество. Зона рекреации, о чем гласила самодельная табличка у поворота, была просто глубокой нишей у широкого окна с диванчиком и старым телевизором под раскидистым фикусом. Как назло, именно здесь было темнее всего, и Ане пришлось идти почти наощупь, дожидаясь, чтобы глаза привыкли к темноте.
Аня наклонилась над фонтанчиком, нащупала круглый краник, повернула и… конечно же, получила струйкой в нос.
— Ох! Черт!
Она вытерла лицо полой халата и начала жадно пить. Чуть не подавилась, когда из темноты донесся насмешливый мужской голос:
— Красивые ножки. Что, сушняк?
Аня быстро поправила халатик и повернулась к окну. На подоконнике (как она вообще не увидела силуэт из коридора?) сидел парень с бутылкой. Глаза у Ани уже привыкли. Она разглядела четкий профиль и ежик волос.
Аня молчала. На территории кампуса запрещено спиртное, даже пиво, но какое ей дело? Она и так уже поняла, что не останется в Каратове, просто не выдержит. В понедельник уволится, поедет к теткам, займет денег и вернется в Москву. Пусть отец разозлится, назовет ее слабачкой, пусть Новиковы злорадствуют. Что за взбрык, вообще? Зачем она все это устроила: показательный отъезд в провинциальный город с двумя чемоданами? Чем она это заслужила?
— Будешь? — парень потянулся вниз, достал из рюкзака вторую бутылку, ловко открыл ее о край подоконника и протянул Ане.
Она помедлила. Выпить захотелось… просто до слюны во рту. Кеша не признавал ничего, кроме дорогого красного вина (но если напивался, то в ход шел даже самогон), а она любила пиво, хоть и пьянела даже от самого слабоалкогольного. Шум в голове и тихое забвенье внутри — это как раз то, что ей сейчас нужно. Она шагнула к парню, взяла бутылку и хриплым после ледяной воды голосом спросила:
— Как фамилия? Курс какой?
Парень хмыкнул, сказал таким вкрадчивым голосом, что у Ани почему-то быстро забилось сердце:
— Тебе все скажи. Я же не допытываюсь, как тебя зовут, Красивые Ножки. Давай останемся друзьями этой ночью. Пей. Завтра выходной, проветриться успеешь.
Аня фыркнула и отпила. Пиво было хорошим. Завтра ее здесь не будет. С самого утра — в отель, пусть это дорого, черт с ним! В понедельник — в отдел кадров и в Денисовку, к теткам, потом к отцу в Берёзово — каяться и просить денег. Поэтому она спросила:
— И у тебя?
— Что?
— Сушняк.
Парень помедлил. Неяркий свет уличного фонаря бросал отблеск на его лицо, очень слабый, недостаточный, чтобы рассмотреть черты. Ане почему-то очень захотелось разглядеть лицо студента, но перед сном она сняла линзы. Он улыбался, и на щеке улыбка превращалась в складочки вдоль рта.
— У меня разбитое сердце. Бывало?
Аня тоже улыбнулась, впервые за несколько недель:
— Бывало.
— И как справилась?
— А кто говорит, что справилась?
— Понятно. От того и бродишь по ночам?
— От того.
— А ты неразговорчивая, Красивые Ножки. Пятый курс? Информатизация?
— Тебе все скажи.
— Я тебя не помню. А я помню всех красивых девчонок. Перевелась? С заочки?
— Перевелась.
Аня отпила из бутылки. Где-то на этаже затрещала, загудела лампа — в коридоре замигал свет. Аня встрепенулась. Ей уже хотелось спать. А еще хотелось сесть на подоконник рядом с парнем и задрать голову, как он, глядя на звезды через грязное стекло. А еще поцеловать его в улыбчивый рот со складочками, разглядеть глаза, она была уверена, что они у него тоже улыбчивые. Все ясно, она начала хмелеть.
— Спасибо за пиво. Сердце уже не склеишь, а…
— Склеишь, — парень тихо засмеялся, и Анино сердце ухнуло куда-то в глубину от его мягкого смеха. — Зарастет и не вспомнишь. Влюбишься, будешь в темноте на свидания бегать, а не тоску топить в… воде. Спорим?
— Ага, конечно.
— Пари! Руку дай. Спорим на поцелуй.
Аня подумала и протянула ему руку. Какая разница? В понедельник — в отдел кадров. Его ладонь была сухая и горячая.