Он мерил шагами комнату, словно зверь в клетке, пытался позвонить — она добавила его в черный список, и он мог связаться с ней только через открытую группу в вотсап. Но какой смысл что-то говорить? Заработать еще одну пощечину? Фил слышал, как она вернулась. Пришло облегчение: было только десять вечера. Значит, она не осталась у него. Надолго ли это, ее возвращения в общежитие? Герр Хер еще не организовал «любовное гнездышко»?
Фил привычно занял место у батареи, не обращая внимания на жар, идущий от труб. Аня ходила по комнате, прямо как он, несколькими часами ранее. Они были в паре метров друг от друга — непреодолимое расстояние.
Он пришел на промежуточный зачет злой и невыспавшийся. Уселся рядом с Глебом, тот тоже был не в духе.
— В субботу с Юлькой поссорился, — сообщил Глеб. — Из-за нее, кстати, — он кивнул на вошедшую в аудиторию Анну.
— В смысле? — напрягся Фил.
— Пошли с Юлькой в «Элеганс». Я опоздал — она вызверилась. А там как раз Герр Хер с Анютой на танцполе зажимаются.
— И? — хрипло спросил Филипп.
— Оказывается, пока Юлька меня ждала, она в подробностях рассмотрела, как Хер Анюте предложение делал, кольцо подарил. Она потом туда-сюда мимо них ходила, Юлька, чтобы кольцо рассмотреть. Говорит, четыре тонны баксов колечко стоит, уж моя Юля в этом разбирается, новая коллекция какая-то. Прикинь? Почти триста штук на пальчике носить. Юлька ноет теперь, завидует. Поругались.
В разговор вклинился Мехрин — вытянулся со следующего ряда, лег животом на парту, язвительно прокомментировал:
— Это как же Анюта Херу теперь должна… — и изобразил губами чмокающее движение.
Как назло Аня подняла руку, чтобы взять со стола распечатки с вопросами. Кольцо сверкнуло в свете от окна. Фил выдержал минут десять. Он не слышал, что говорила Аня. Кольцо блеснуло еще раз. Фил вскочил, сдернул с парты рюкзак и бросился вон из аудитории.
… На следующий день Аню вызвала к себе Режинцева. Елена Александровна включила электрический чайник, разлила чай. Спросила сочувственно:
— Что у вас с Громовым? Конфликт? Вчера вижу — несется по коридору, сам не свой. Остановила, расспросила, сказал, не хочет ходить на ваши пары.
— Да, конфликт, — сухо сказала Аня. — Он ушел с зачета. Без объяснений.
— Ну, — Режинцева покачала головой, — что-то же должно быть. Просто взял и ушел? Громов — хороший парень. У вас же прекрасные отношения были, он мне все уши прожужжал, какой вы замечательный преподаватель. Видно же было, что вы ему очень нравитесь. А, Анечка?
Аня молчала, опустив голову. И вдруг… разрыдалась. Она сама от себя такого не ожидала, удивленно смотрела на мокрые пальцы, которыми пыталась остановить слезы, и плакала навзрыд. С ней уже давно никто не говорил так по-доброму. Ей давно никто не сочувствовал. Даже Ника вечно пыталась научить жизни и навязать свою точку зрения. Даже отец только ворчал.
Она рассказала Режинцевой все: от первой встречи с Филом в общежитии до его предупреждения, которое, разумеется, было пересказано в сглаженной манере. Это было бы неблагоразумно, если бы Аня не знала, что Елена Александровна недолюбливает Каде. Режинцева подсела к Ане на диванчик, подала ей салфетку, одну, потом другую, и держала ее за руку, пока лились слезы и слова.
— Ну право, душечка Анна Сергеевна, — причитала Елена Александровна, — что же вы так расстраиваетесь? Зачем же вы согласились на помолвку?
— А что… я могла… сделать? — всхлипывая, жаловалась Аня. — Он мне даже подумать толком не дал.
Елена Александровна пожевала губами и твердо сказала:
— Я не должна этого говорить. И я не знаю, как Громов все это выяснил, и правда ли это… Филипп не похож на лжеца, но и я не прокурор. Одно вам скажу: не выходите за Каде. Я знаю о нем… кое-что. Вам, увы, сказать не могу, мое положение обязывает меня хранить такие вещи в секрете… да я, честно говоря, его побаиваюсь. И очень вас понимаю. Вы очень красивая, молодая, интересная женщина. Вы хорошо воспитаны, невульгарны, имеете вкус. Вы умны. В плане карьеры можете стать Каде хорошей помощницей, и он это прекрасно понимает. Ему скоро защищаться, а у него репутация ловеласа. На неженатых преподавателей с научной степенью выше доцента наверху у нас смотрят косо. Брак все изменил бы. Вы очень далеко зашли, Анечка. Я думала, вы действительно влюбились в Германа Фридриховича. Но раз такое дело…
— Что мне делать? — шептала Аня. — Что же мне теперь делать?
Елена Александровна фыркнула:
— Откажите Герру… Герману Фридриховичу. Пока не поздно.