— Я нажраться хочу, — отрицательно мотнул головой Фил.
Перспектива тащиться в клуб вместе с компанией, настроенной на «продолжение банкета», его не привлекала. К тому же, Оля все время оглядывалась и призывно ему улыбалась.
— Понимаю, — протянул Глеб. — Сорвало тебя нехило. Что там у тебя теперь с зачетом? Анюта может и вызвериться.
— Пойду к Режинцевой, пусть прикроет. Она меня любит.
— Что это было-то, вообще, на зачете?
— Сам же сказал, сорвало, — натужно улыбнулся Фил. — Достал напряг этот, захотелось всех послать.
— Нашел, кого послать — Анюту, Железную Анну. Смелый ты, Гром. Тебе тем более нужно расслабиться, — Глеб кивнул в сторону девчонок и задумчиво добавил, — и я, кстати, сегодня холостой.
— Я пас. У меня сегодня для расслабона старая добрая текила.
Он действительно умудрился в короткое время залиться до бровей. Музыка стучала в затылок, неоновый «космический» свет, мечущийся по пьяным лицам, раздражал. Появилась Черникова, села к нему на колени, задумчиво провела по губам Фила острым ноготком. Он дернул головой, Оля усмехнулась. Потом полезла рукой под ремень, шепнула:
— Какой напряженный. Расстроился?
— О чем ты?
— Да ты знаешь, Громов. Так и не получилось вдуть преподше? Или успел?
— Выражения выбирай.
— Зачем? — непритворно удивилась Оля. — Говорю, как есть. Тебя кинули ради старого, богатого хера. Это не в первый раз, да? А тебя заводят только телки Каде? Он мне тоже предлагал, если что.
— Не бреши, — сказал Фил, посмотрев Оле в глаза. — Таких, как ты, он не тр*хает, брезгует.
Черникова тряхнула волосами, улыбнулась уголком ярко-накрашенного рта:
— Ты тоже козел, Фил, но ты мне почему-то нравишься. Вот ничего не могу с собой поделать. Пойдем со мной. Тут на втором уровне служебный туалет, никто нас не увидит, у меня ключ есть.
— Даже боюсь спросить, откуда он у тебя.
— Я вообще-то здесь иногда подрабатываю, — поджав губы, сказала Черникова.
— Даже боюсь спросить, кем.
— Урод ты, Громов. Я помогаю сисадмину.
— Ты умная девка, Черникова. Зачем тебе все это?
— Ты умный парень, Громов. На фига полбутылки уже высосал? Так все прям хорошо у тебя?
Филипп прогнал ее с колен, не говоря ни слова, просто спихнул. Она куда-то исчезла. Через некоторое время ему захотелось в туалет, и Фил побрел по коридору, чувствуя, как подступает к горлу тошнота. Он давно так не заливался и, вообще, терпеть не мог пьяные вечеринки, после которых народ разбредался по блокам парочками. Когда его начинали приглашать и донимать, он отшучивался, что не пьет, потому что бережет свой главный рабочий орган. И, выдержав паузу, объяснял: мозг. Куча народу лезла ему в друзья, а девчонок — в постель. Громов и выпросил блок в аппендиксе, потому что там его никто не доставал. И тогда у него была Лала. А сейчас…
Живот скрутило спазмом, потом, слава богу, отпустило, потому что он случайно забрел в тот самый служебный сортир, о чем гласила табличка на двери. Это был уни-туалет. У окна курила Черникова, Фил попятился, но она сказала:
— Заходи, не стесняйся.
Фил пошел к одной из двух кабинок, в последнюю секунду услышал, что там кто-то возиться, но машинально потянул на себя дверь и шарахнулся:
— Черт! — успев, однако, многое рассмотреть.
В кабинке занимались любовью. Нет, не так — в кабинке, учитывая место и процесс, тр*хались. На унитазе, закрытом крышкой, откинувшись назад, сидел Глеб. Перед ним стояла на коленях Савельева. Глеб, постанывая, толкал ее пятерней во взъерошенный затылок. Каравайцев открыл глаза, пьяно и тускло взглянул на Фила и сказал, задыхаясь:
— Пошел, пошел отсюда, Гром. Не сейчас, окей?
— Черт бы вас! — выругался Фил. — Нашли место!
Фил и сам рад был бы убраться. Ему стало хуже, и он склонился над унитазом в другой кабинке. Вывернуть не вывернуло, зато он хорошо расслышал апофеоз Каравайцева. Потом Глеб и Вика, кажется, поменялись ролями.
Громову было уже все равно, что творилось в двух метрах от него. Он подошел к раковине, пил воду прямо из-под крана, подставлял голову под ледяную струю. Медленно, но становилось легче.
Фил увидел в отражении рядом со своим припухшим лицом, как из кабинки вышли Глеб и Вика. Каравайцев пошатывался. Савельева кинула ему:
— Будешь много болтать, расскажу Юльке.
Глеб пьяно кивнул, подняв руку: понял, не дурак. Каравайцев вышел. Фил хотел пойти за ним, но тошнота накатила снова.