— Ладно, — сказал Фил и взял из рук Гены планшет, перебросил пальцем схемы. — Ну, неплохо. Только мы это уже отработали, на сайте будет, а в выступлении — нет.
У Ольховского даже веснушки побледнели от огорчения. Фил сжалился — продолжил просматривать диаграммы.
— Эй, давай отойдем, — неожиданно сказал Гена почему-то смущенным тоном.
— А что? — рассеянно спросил Фил, гомон и смех однокурсников его совсем не отвлекали.
— Там Черникова и… эта… Вика Савельева смотрят на тебя.
— Пусть смотрят, — Фил скрипнул зубами.
— Так они сейчас опять какую-нибудь пургу про тебя начнут нести. Я же с Черниковой через стену живу, у нас балконы соединяются. Такого наслушался! Чем ты им так насолил?
— Окей! Давай отойдем, — Громов кивнул, утянул Гену в угол и нетерпеливо спросил: — Что за пурга, колись, быстро!
— Не… Мне стыдно, — на этот раз Ольховский залился краской так, что веснушки стали алыми.
— Ничего, переживу. Ну? В проект хочешь?
— А если расскажу, возьмешь?
— Смотря что расскажешь.
— Ну, это… короче… А не обидишься?
— Да не тяни!
— А не…?
— Гена!!!
— Короче… они курили и Савельева спросила, мол, зачем ты нужен Оле, если ты оказался… ну, — Гена поймал свирепый взгляд Фила и быстро договорил: — импотентом.
— Дальше!
— Оля засмеялась и сказал, что от такого количества текилы ни у кого не… ну, ты понял. И сказала… тут я не понял… что оставила тебе приветик, на утро, чтоб ты не сомневался. Фил, а какой приве…? Ладно, ладно… дальше Савельева спросила, зачем Оля вообще к тебе, ботану, прицепилась, мол, ты птица другого полета. А Черникова сказала, что ты сильно высоко взлетел и надо тебе крылышки пообломать. Фил, это не я тебя ботаном обозвал, это Вика. И импотентом. А что у тебя правда не…? Молчу. Фил? Ты чё радуешься так? Тому, что у тебя не…? Разве этому радуются? Хотя рядом с ними я бы тоже радовался, — Гена заглядывал в лицо Филу и хлопал рыжими ресницами.
— Если попрошу тебя повторить это одному человеку, повторишь?
— А в проект возьмешь?
— И в этот, и во все будущие. И Воейко за тебя попрошу летом.
— Да не вопрос! — Гена просиял. — А кому повторить?
Аня
Голова кружилась. Таблицы на экране то растягивались, то плыли перед глазами. Сколько же этой бумажной работы, рапортов, диагностических отчетов! Ане очень хотелось опять вернуться к ее проекту программы для моделирования мебели. Это была ее отдушина, ее творчество. Но ноутбук, в отличие от мощного компьютера Кена, на котором она начинала писать программу, такое не тянул. Аня попробовала поработать на кафедре, но и там системники были слабенькими, годными лишь для офисной работы. Каждый раз проходя мимо лаборатории Каде, Аня с завистью поглядывала на мощные, быстрые и производительные шестидесяти четырех гиговые компьютеры, собранные студентами во время практики из дорогих комплектующих. На них она закончила бы расчеты за пару вечеров.
Фил с утра ходил за Аней и просил с ним поговорить. Она отказывалась — боялась выйти из своего странного, полусознательного состояния, в котором медленно, на задворках ее сознания формировалось решение, потерять контроль над собой и наделать глупостей. Она повторяла, что не хочет ничего слышать о… том случае — Фил умолял. Тогда Аня сдалась и попросила его отложить разговор до конца недели конференции, но Громов настаивал, что это срочно. Она уже готова была его выслушать, однако Каде, словно что-то почувствовав, увел ее к себе и опять жарко признался в любви, попросив не медлить с ответом.
На кафедре было шумно. Аня не сразу расслышала, что ее зовет Режинцева, подняла взгляд и увидела, что Елена Александровна указывает на дверь и улыбается уголками губ. В дверях стоял Громов. Из-за его плеча с донельзя смущенной физиономией выглядывал Гена Ольховский. Аня почувствовала, что краснеет, кивнула Филу, чтобы тот вышел, но Филипп громко и вызывающе, на весь кабинет, сообщил:
— Вот мой свидетель! Что ничего не было. Вы Ольховскому больше, чем мне, доверяете, Анна Сергеевна? Он же не брехливый, вы же знаете!
Кафедра затихла и заинтересованно ждала продолжения. Аня сделала Филу страшные глаза, но тот не унимался:
— Хотите, он все расскажет? Прямо сейчас.
Громов вытолкнул Ольховского из-за плеча. Но лице у Гены медленно проступала паника. Аня сама чувствовала, что заливается краской.