Девушка появилась из правого коридора. Она шла, неуверенно оглядываясь… такая… сонная… в длинном халате наподобие кимоно. Фила она, кажется, не заметила, а он решил, что не будет привлекать к себе внимание. Питьевой кран традиционно сыграл свою шутку, и девушка выругалась. А потом подхватила полу халатика, вытирая лицо, и Фил не выдержал, заговорил. Она смотрела на него со странным выражением, и Громов никак не мог различить, что в нем: интерес, недовольство, досада? Он хорошо видел в темноте, а она, кажется, нет, возможно потому, что была близорука. От нее пахло чем-то волнующим, теплым, халатик сползал то с одного точеного плеча, то с другого, густые русые волосы распадались на пробор, обдавая его нежным запахом какой-то дорогой парфюмерии, и она была такой свежей и… желанной, что Филу вдруг захотелось посадить ее на колени, прижать к себе, попробовать на вкус. Он давно уже не испытывал ничего подобного. После Лалы у него не было ни одной девчонки и, должно быть, молодой организм потребовал свое. Так он решил и успокоился. Бодро наплел, правда, какую-то чушь про пари, понимая, что такая девушка наверняка не одна и вряд ли всю жизнь ждала парня с разорванной в клочья душой. Она сама сказала что-то про разбитое сердце, но он не поверил. Такую парни носят на руках, не давая опуститься на бренную землю. Он все-таки помечтал, когда она ушла, и мечты эти были далеко не целомудренными. Потом долго не мог заснуть, жалел, что не спросил если не номер телефона, то номер блока, допытывался у Захара Петровича, кто из студенток в последние вселялся на второй этаж и в общагу вообще, но тот пожимал плечами и говорил, что никто.
Во вторник все узнали, что ушедшему по состоянию здоровья преподавателю по веб-программированию и веб-дизайну наконец-то нашли замену. Фил все воскресенье и весь понедельник провел в каком-то странном «виртуале» и на новость особо не среагировал. Преподша опаздывала. Преподша? Женщина? Фил немного расстроился. Он собирался брать «питона» на годовой курсовик. Если баба будет преподавать, то толку не будет. Это же веб-программирование! Старый препод Иван Матвеевич был в нем асом. Что теперь? К Герру Херу идти кланяться? Нет! Стукнула дверь, и Матвей, сидевший у стены, подпрыгнул на месте:
— Ах, ё! И этот наш новый препод?! Какие сиськи! Попец какой! Я побежал! — Мехрин сделал вид, что собирается устремиться к вошедшей в зал барышне, выставив впереди руки и двигая пальцами, словно тискал даму за грудь, потом упал на сидение и разочарованно пробормотал. — Ах да, презики закончились.
Громов поморщился. Матвей своим неуемным показушным свербением ниже пояса начал здорово раздражать Фила в последнее время. Девушек у Мехрина было много, но он постоянно был в поиске. Однако именно Матвей, с его шутками и постоянной жаждой развлечений, помог Филу вылезти из той ямы, в которую загнало его весной расставание с Лалой. Они с Мехриным таскались по клубам, перепробовали все коктейли, снимали девчонок (но Фил всегда сходил с дистанции, оставляя Матвея самого разбираться с телками), пока Громов, впервые за долгое время, не выскреб со счета все свои нелегким трудом заработанные бабки.
— Мехрин, нехрен… орать! — простонал Громов, поднимая с парты помятое, невыспавшееся лицо.
И застыл. Анна. Ее звали Аня. Она смотрела в зал, не замечая его, может, не узнавая, и русые волосы ее в гладком, густом каре, открывавшем изящную шею, жили своей жизнью, летая вокруг лица, когда она наклоняла голову или поворачивалась. И опять Громов не смог выдержать, встал и… показался. Она его узнала, даже немного смутилась. Рука ее то поправляла кулончик на груди, то включала и выключала ай-пад. Вблизи она была еще красивее… Нет, классически красивой назвать ее было трудно. И ничего такого, что всегда раньше заводило Фила, в ней не было: ни пухлых губ, ни мальчишечьей субтильности. Фила всегда привлекали девушки с маленькой грудью и узкими бедрами, а у Анны стройная, женственная фигура напоминала изгиб гитары. Как же ему хотелось сыграть на этой гитаре, посмотреть, как отзовутся ее струны! У нее было нежное, немного скуластое лицо с подвижными бровями, а глаза вспыхивали и гасли, когда она вскидывала взгляд на собеседника. Когда Анна приоткрывала рот, прищуривалась, покусывая нижнюю губу, Фил был готов поднять руки и сдаться ей на милость.
После лекции он некоторое время бродил по бульвару возле общаги, словно чумной. И вдруг заметил, что наступила самая красивая пора осени. Жизнь наполнилась красками. В этой жизни опять были люди, любимая работа, перспективы, новые места, в которых он хотел побывать… и прекрасная женщина, пока далекая и недоступная, но это пока.