Женщина встала, не обращая внимания на грязные пятна на подоле ее длинной юбки.
- Что-то никто особенно не торопился, - сказала она. - Уж всегда так, кто добрый, тому больше всех и достается.
Мужчина сердито посмотрел на нее.
- Довольно, жена. Этим людям ни к чему твое нытье, что все в мире плохо.
Она с вызовом взглянула на него:
- Стыд это, вот и все. Стыд сплошной, что в мире так устроено.
Мужчина снова повернулся к Саймону и Мириамели.
Он был уже не молод, его лицо покраснело и обветрилось за долгие годы, проведенные под палящим солнцем.
- У моей жены свои причуды, но говорит она дело, вот в чем суть. Вы нам жизнь спасли, это уж так. - Он выдавил из себя улыбку, явно нервничая. Мириамель подумала, что, видимо, когда тебе спасают жизнь, это почти так же страшно, как когда ее не спасают. - У вас есть крыша на сегодня? Моя жена Гуллейн, а я Ролстен, и мы были бы рады предложить вам переночевать у нас.
- Мы пока что не собираемся останавливаться, - сказала Мириамель, которой не очень нравилась перспектива провести ночь с незнакомцами.
Саймон посмотрел на нее.
- Ты была больна, - сказал он.
- Я могу ехать дальше.
- Наверное, можешь, но зачем отказываться от крова хотя бы на одну ночь? Он повернулся, чтобы посмотреть на мужчину и женщину, потом подъехал поближе к Мириамели. - Это, может быть, последняя возможность укрыться от дождя и ветра, - сказал он тихо. - Последняя, до... - Тут он замолчал, не желая даже шепотом упоминать цель их путешествия.
Мириамель действительно устала. Она поколебалась еще немного, потом кивнула.
- Хорошо, - сказал Саймон и снова повернулся к мужчине и женщине, - мы будем рады приюту.
Он не назвал незнакомцам их имен; Мириамель молча одобрила хотя бы такую меру предосторожности.
- У нас нет ничего, подобающего таким важным господам. - Лицо Гуллейн когда-то можно было назвать добрым, но тяжелые времена и страх сделали кожу дряблой, глаза скорбными. - Не годится вести их в наш простой дом.
- Молчи, женщина, - сказал ее муж. - Мы сделаем что сможем.
Казалось, она хотела что-то еще сказать, но только покачала головой и сжала губы в горестную прямую линию.
- Что ж, значит, решено, - отрезал он. - Пойдемте, здесь недалеко.
Быстро обсудив это между собой, Саймон и Мириамель спешились, чтобы идти рядом с их хозяевами.
- Вы живете здесь, в Хасу Вейле? - спросил Саймон.
Мужчина издал короткий смешок.
- Совсем недавно. Мы жили в Фальшире.
Мириамель помедлила, прежде чем задать интересующий ее вопрос:
- А... вы были огненными танцорами?
- К нашему сожалению.
- Это могущественное зло. - Голос Гуллейн был хриплым от переполнявших ее чувств. - Вы не должны иметь никаких дел с ними, моя леди, или с тем, к чему они прикоснулись.
- Почему эти люди преследовали вас? - Саймон машинально коснулся рукоятки меча.
- Потому что мы ушли, - сказал Ролстен. - Мы не могли больше этого выносить. Они просто бесноватые, но, как и собаки, в своем безумии могут причинять зло.
- Но убежать от них непросто, - добавила Гуллейн. - Они свирепы, и они не отстанут от вас. И они везде, - добавила она, понизив голос, - везде.
- Во имя Искупителя, женщина, - зарычал Ролстен. - Зачем ты их запугиваешь? Ты же видела, как этот рыцарь управляется с мечом. Им нечего бояться.
Саймон гордо выпрямился. Мириамель улыбнулась, но взгляд на потемневшее лицо Гуллейн заставил улыбку погаснуть. Может быть, она права?
Может быть, они могут встретить и других огненных танцоров? Может, завтра лучше сойти с дороги и ехать по более безопасным местам?
В ответ на ее невысказанные мысли Ролстен остановился и махнул рукой в сторону тропинки, отходящей от Старой Лесной дороги и поднимающейся вверх по склону.
- Мы устроились там, наверху, - сказал он. - Не годится быть слишком близко к дороге, где дым может привлечь к нам гостей менее желанных, чем вы двое.
Они последовали за Ролстеном и Гуллейн вверх по узкой тропе. Несколько поворотов - и старая дорога исчезла внизу, под покрывалом верхушек деревьев. Это был долгий и крутой подъем между могучими деревьями, и темные плащи их провожатых было все труднее различить в сгущающихся сумерках. Когда Мириамель подумала, что луну они увидят раньше, чем дом, Ролстен остановился и приподнял толстую ветку сосны, преградившую им путь.
- Это здесь, - сказал он.
Мириамель провела свою лошадь вслед за Саймоном и оказалась на широкой поляне. В центре ее стоял бревенчатый дом, простой, но на удивление большой. Из дыры в крыше поднимался дымок. Мириамель была поражена. Она повернулась к Гуллейн, внезапно охваченная дурными предчувствиями.
- Кто еще здесь живет?
Женщина ничего не ответила.
Принцесса заметила движение на пороге дома. Через мгновение на черной утоптанной земле перед дверью возник низенький с короткой шеей человек, одетый в белую рясу.
- Вот мы и снова встретились, - сказал Мифавару. - Наша беседа в таверне, к несчастью, быстро прервалась.
Мириамель услышала, как чертыхнулся Саймон, выхватывая из ножен меч, увидела, что он дергает поводья ее лошади, пытаясь развернуть ее.
- Не надо, - сказал Мифавару.
Он свистнул, и еще полдюжины белых фигур возникли из темноты по краям поляны. В сумерках они казались призраками, рожденными старыми деревьями. Некоторые натянули луки.
- Ролстен, ты и твоя женщина, отодвиньтесь. - Голос лысого человека звучал почти любезно. - Вы выполнили то, за чем были посланы.
- Будь ты проклят, Мифавару, - крикнула Гуллейн. - В день Взвешивания ты сожрешь свои кишки вместо колбасы!
Мифавару раскатисто рассмеялся.
- Вот как? Отойди, женщина, пока я не приказал пустить в тебя стрелу.
Муж уже тащил ее прочь, но Гуллейн, с глазами полными слез, повернулась к Мириамели:
- Простите нас, моя леди! Они снова поймали нас. Они нас доконали!
Сердце Мириамели было холодным как камень.
- Чего ты от нас хочешь, трус? - спросил Саймон.
Мифавару снова хрипло засмеялся.
- Мы ничего от тебя не хотим, юный господин. Хочет только Король Бурь. А чего он хочет, мы узнаем нынче же ночью, когда отдадим вас ему. - Он махнул остальным белым фигурам. - Свяжите их. У нас еще много дел до полуночи.
Когда первый из подошедших огненных танцоров схватил его за руки, юноша повернулся к Мириамели, и лицо его было исполнено ярости и отчаяния. Она знала, что он хотел бы сражаться и заставить их убить себя, но боялся из-за нее.
Мириамель ничем не могла помочь ему. У нее внутри не осталось ничего, кроме сдавившего горло ужаса.
7 ИСПОВЕДЬ
К невесте юноша пришел
Весь в золоте кудрей,
Откинул черный капюшон
И улыбнулся ей.
- О леди милая, скажи,
Что сделать должен я,
Чтоб стала ты невестой мне,
Прекрасная моя.
Сказала девушка в ответ,
Надменности полна:
- Таких даров на свете нет,
Чтоб стоили меня.
- Ну что ж, - ответил он тогда,
- Уйду я до поры.
Но пожалеешь ты еще,
Что не взяла дары.
Сегодня гонишь ты меня,
Но знай: когда-нибудь,
Уже согласья не спрося,
Я за тобой вернусь.
Я Смерть зовусь,
И не забудь:
Я за тобой вернусь.
Это было бесполезно. Ее песня не могла заглушить звуков странного причитания, которое, казалось, предвещало столько несчастий.
Песня тянулась, и Мегвин пристально смотрела в огонь. Ее губы так потрескались от холода, что было больно петь. Уши горели, голова болела.
Сначала казалось, что все идет как надо. Она была послушной дочерью богам - не было ничего удивительного в том, что после смерти она вознеслась на небеса, чтобы жить среди них - не как равная, конечно, но как преданная дочь, любимая служанка. И во время их странного путешествия все было именно таким, каким она и ждала: боги сверкали дивными глазами, их одежда и оружие переливались всеми цветами радуги. Земля богов даже превзошла ее ожидания: она была очень похожа на ее родной Эрнистир, но прекраснее, чище, ярче. Небо здесь казалось выше и синее, чем вообще может быть небо, снег белее, а трава такая зеленая, что больно становилось глазам. Даже граф Эолер, который тоже умер и пришел в эту прекрасную вечность, каким-то образом стал здесь более открытым и близким; без страха и смущения она сказала ему, что всегда любила его. Эолер, как и она избавленный от тяжкого бремени смертных, выслушал ее с глубоким участием - и сам был подобен богу.