- А Мегвин, дочь короля, больна и спит, - Эолер пожал плечами. - Я полагаю, что вам лучше всего будет говорить со мной, по крайней мере сейчас.
- Вы окажете нам любезность и придете в наш лагерь, или лучше будет, если мы придем сюда?
Эолер не очень четко понимал, кто такие "мы", но знал, что никогда не простит себе, если упустит редкую возможность побывать в лагере ситхи. Кроме того, Мегвин действительно нуждалась в отдыхе, и вряд ли ей будет полезен шум, производимый толпой людей и ситхи.
- Мы будем счастливы последовать за вами, Джирики и-Са'Онсерей, - сказал граф.
- Просто Джирики, если вы сочтете это приемлемым. - Ситхи ждал.
Эолср и его спутники вслед за своим провожатым вышли из парадной двери Тайга. Разноцветные палатки колыхались перед ними, как целое поле диких цветов-переростков.
- Вы позволите мне узнать, - поинтересовался Эолер, - что произошло со стеной, которую Скали построил вокруг города?
Джирики, казалось, задумался.
- А, это, - сказал он наконец и улыбнулся. - Вы, я думаю, говорите о том, что сделала моя мать Ликимейя. Мы спешили. Стена мешала нам.
- Тогда я не хотел бы оказаться у вас на пути, - искренне сказал Изорн.
- Пока вы не встанете между моей матерью и честью Дома Танцев Года, успокоил его Джирики, - вам не о чем волноваться.
Они продолжали свой путь по мокрой траве.
- Вы упомянули договор с Синнахом, - сказал граф. - Если вы в одни день разбили Скали... то, простите меня, Джирики, но как могла быть проиграна битва у Ач Самрата?
- Ну, во-первых, мы не окончательно разбили Скали. Он и некоторые из его людей бежали в горы и к Фростмаршу, так что у нас еще осталась работа. Но это хороший вопрос, - ситхи обдумывал ответ, и глаза его сузились. - Я думаю, что мы, в некотором роде, другой народ, чем тот, что был пять веков назад. Многие из нас тогда еще не родились, а Дети Изгнания совсем не так осторожны, как наши старшие. К тому же мы боялись железа в те дни, когда еще не научились защищаться от него. - Он смахнул со лба прядь белоснежных волос. - А эти люди, граф Эолер, эти риммеры, они не ждали нас. Неожиданность была на нашей стороне. Но в грядущих битвах - а их будет много, я боюсь - уже никто не будет таким неподготовлнным. И тогда все начнется сначала, как Эреб иригу - то, что вы, люда, называете Нок. И снова будет много убийства... а мой народ может себе это позволить еще меньше, чем ваш.
Пока он говорил, ветер, бившийся о стены палаток, сменил направление и задул с севера. Внезапно на горе Эрна стало много холоднее.
Элиас, Верховный король Светлого Арда, пошатывался, словно горький пьяница. Проходя через внутренний двор, он переходил от одной тени к другой, как будто боялся прямого солнечного света, хотя день был серым и холодным и солнце даже в полдень было закрыто густой массой облаков. За спиной у короля возвышался странно асимметричный купол хейхолтской церкви; давно не чищенный, засыпанный грязным снегом, с большими вмятинами на свинцовых оконных рамах, он был похож на старую, помятую войлочную шляпу.
Те несколько вечно дрожащих крестьян, которые были вынуждены жить в Хейхолте и обслуживать полуразрушенный замок, редко покидали помещения для слуг, если только их не принуждал к этому Долг, обычно возникавший в лице тритингского надсмотрщика, невыполнение приказов которого было чревато немедленной и жестокой карой. Даже остатки королевской армии теперь располагались в полях за пределами Эрчестера. Объяснялось это тем, что король нездорова хочет покоя, но в народе говорили, что Элиас сошел с ума, а замок его полон привидениями. В результате в этот серый мрачный день по внутреннему двору бродила только горстка испуганных людей, и никто из них - ни солдаты с поручениями от лорда-констебля, ни трясущиеся простолюдины, увозившие полную телегу пустых бочек из покоев Прейратса - не смотрел на нетвердо держащегося на ногах Элиаса больше секунды, прежде чем в ужасе отвернуться. Разглядывание немощного короля могло быть смертельно опасным, но не одно это играло роль - в его походке на несгибающихся ногах было что-то страшно неправильное, что-то ужасно неестественное, и всякий, кто видел это, вынужден был отвернуться и украдкой начертать на груди знак древа.
Серая и приземистая башня Хьелдина с красными окнами верхнего этажа могла бы быть каким-то языческим божеством с рубиновыми глазами из пустынь Наскаду. Элиас остановился перед тяжелыми дубовыми дверями в три локтя высотой, окрашенными темной матовой краской и подвешенными на местами позеленевших бронзовых петлях. По обе стороны от нее стояли две фигуры в черных плащах с капюшонами, еще более тусклые и мрачные, чем сама дверь. Каждый из часовых держал пику странной филигранной резьбы - фантастическое переплетение причудливых завитушек и листьев - острую, как бритва цирюльника.
Король раскачивался на месте, разглядывая этих призраков-близнецов. Ясно было, что в присутствии норнов он чувствует себя неважно. Элиас сделал шаг к двери. Ни один из часовых. не сдвинулся с места, их лица, скрытые капюшонами, были невидимы, но возникало ощущение, что норны напряглись, насторожились, как пауки, чувствующие робкие шаги мухи по краю его паутины.
- Ну, - сказал наконец Элиас, и голос его прозвучал неожиданно громко. Вы собираетесь открыть мне эту проклятую дверь?
Норны не ответили и не пошевелились.
- Разорви вас ад, что с вами? - зарычал король. - Разве вы не знаете меня, жалкие твари?! Я король! Сейчас же открывайте дверь. - Внезапно он шагнул вперед. Один из норнов шевельнул концом пики. Элиас остановился и отшатнулся, словно острие было направлено ему в лицо.
- Ах, вот в какие игры вы играете?! - бледное лицо короля исказилось, как у безумца. - Вот что за игры?! В моем собственном доме, а? - Он стал раскачиваться на каблуках взад и вперед, словно собираясь броситься на дверь. Его рука потянулась к мечу с двойной гардой, висевшему у него на поясе.
Часовой медленно повернулся и дважды стукнув в тяжелую дверь толстым концом пики. Подождав секунду, он ударил еще три раза, потом снова застыл в неподвижности.
Пока Элиас молча смотрел на норнов, на одном из подоконников башни хрипло закричал ворон. После паузы, как показалось королю, длившейся всего несколько биений сердца, дверь распахнулась, и на пороге появился моргающий Прейратс.
- Элиас! - воскликнул он. - Ваше величество! Какая честь!
Губы короля скривились. Его рука все еще судорожно сжималась и расжималась на рукояти Скорби.
- Я не оказывю тебе никакой чести, священник. Я пришел поговорить с тобой - и я оскорблен!
- Оскорблены? Как это могло случиться?! - Лицо Прейратса было исполнено праведного гнева, и в то же время на нем безошибочно читался след веселья, словно алхимик разыгрывал ребенка. - Расскажите мне, что случилось и что я могу сделать, чтобы загладить свою вину, о мой король.
- Эти... твари не открывали дверь, - Элиас показал пальцем в сторону молчаливых стражей, - а когда я попытался сделать это сам, один из них преградил мне путь.
Прейратс покачал головой, потом повернулся и сказал нориам несколько фраз на их мелодичном языке. Говорил он хорошо, хотя и не очень быстро. Кивнув головой, он снова повернулся к королю.
- Прошу вас, ваше величество, не вините ни их, ни меня. Видите ли, некоторые опыты, которые я делаю здесь в поисках новых знаний, могут оказаться рискованными, и, как я уже говорил вам раньше, внезапно вошедший может оказаться в опасности. Ваша безопасность - это самая важная вещь в мире, мой король. Поэтому я просил, чтобы никого не пускали внутрь, пока я не спущусь, чтобы сопровождать своего гостя. - Прейратс улыбнулся, обнажив зубы, но не меняя выражения глаз - такая улыбка больше подошла бы угрю, чем человеку. Пожалуйста, поверьте, что это в интересах вашей же безопасности, король Элиас.
Несколько мгновений король смотрел на него, потом взгпянул на часовых; они вернулись на свои места и снова застыли, подобно статуям.