- Но я все еще не понимаю, почему ты думаешь, что Камарис мог быть первым.
- Вначале это было только ощущение, - Адиту повернулась и побрела вниз по берегу, к тихо поющей реке, - что-то в том, как он смотрел на меня еще до того, как разум вернулся к нему. Я несколько раз ловила его взгляд, когда он не думал, что я на него смотрю. Потом, снова обретя разум, он продолжал наблюдать за мной - не исподтишка, а так, словно вспоминал что-то болезненное.
- Это могло значить все, что угодно - может быть, ты показалась ему похожей на кого-нибудь, кого он знал, - нахмурилась Джулой. - А может быть ему просто было стыдно за то, как его друг, король Джон, преследовал ваш народ.
- Джон преследовал зидайя в основном до того, как Камарис появился при дворе, судя по тому, что мне говорил архивариус Стренгьярд, - ответила Адиту. - Не смотри на меня так, - засмеялась она. - Я интересуюсь многими вещами, а мы. Дети Рассвета, никогда не боялись учиться или задавать вопросы - хотя оба эти слова у нас не употребляются.
- И все-таки могла быть масса причин, по которым он мог бы смотреть на тебя. Ты не такое уж обычное зрелище, Адиту но-Са'Онсерей, во всяком случае для смертного.
- Верно. Но тут нечто большее. Как-то ночью, до того, как к нему вернулся разум, я гуляла возле Обсерватории, как вы ее называете - и увидела, что он медленно идет мне навстречу. Я кивнула, но он казался погруженным в свой призрачный мир. Я пела песню - очень старую песню о Джина-Т'сеней, любимую песню Амерасу, - и, проходя мимо Камариса, заметила, что его губы двигаются. Она остановилась и присела на корточки на берету. Даже в темноте ее глаза сверкали, как янтарные угли. - Он беззвучно шептал слова той же песни.
- Ты уверена?
- Так же, как и в том, что деревья в роще живы и снова зацветут однажды. Я чувствую это кровью и сердцем. Песня Амерасу была знакома ему. И хотя лицо его было таким же отстраненным, как обычно, он молча пел вместе со мной песню, которую любила петь Первая Праматерь. Эта мелодия не из тех, что Поются в городах смертных и даже в древних священных рощах Эрнистира.
- Но что это может значить? - Джулой стояла над Адиту, вглядываясь в противоположный берег. Ветер медленно изменил направление. Теперь он дул как бы от лагеря, лежавшего на склоне горы. Обычно невозмутимая лесная женщина казалась слегка взволнованной. - Даже если Камарис каким-то образом знал Амерасу - что это может значить для нас?
- Я не знаю. Но учитывая, что рог Камариса некогда принадлежал нашему врагу и что сын Амерасу - некогда величайший из зидайя - тоже наш враг, я хотела бы знать. Правда и то, что меч этого рыцаря очень важен для нас. Адиту едва заметно поджала губы, что для ситхи было признаком глубокого огорчения. - Если бы только Амерасу была жива и могла рассказать нам о своих подозрениях!
Джулой покачала головой.
- Мы слишком долго возимся с призраками. Хорошо, что же мы можем сделать?
- Я обращалась к нему. Он не хочет говорить со мной, хотя ведет себя вежливо. Когда я пытаюсь подвести его к интересующей меня теме, он притворяется, что не понимает, или просто ссылается на какие-то другие дела и уходит. - Адиту поднялась с прибрежной травы. - Может быть принц Джошуа разговорит его? Или Изгримнур, который больше всех подходит на роль друга Камариса? Ты знаешь их обоих, Джулой. Они с подозрением относятся ко мне, за что я не могу винить их - много поколений смертных сменилось, прежде чем мы уговорили судходайя быть нашими союзниками. Может быть по твоему настоянию один из них уговорит Камариса рассказать нам, был ли он в Джао э-Тинукай и что это может значить для нас?
- Я попробую, - обещала Джулой. - Немного позже я увижу их обоих. Но даже если они убедят Камариса, я не уверена, что он сможет рассказать что-нибудь ценное, - она провела грубыми пальцами по волосам. - Во всяком случае за последнее время мы выяснили исключительно мало того, что могло бы быть нам полезно. - Она подняла глаза. - Адиту! Что случилось?
Ситхи напряглась и стояла, совершенно нечеловеческим образом наклонив голову на бок.
- Адиту! - снова сказала Джулой. - На нас напали?
- Кей-вишаа, - прошипела Адиту, - я чую его.
- Что?
- Кей-вишаа. Это... нет времени для объяснений. Это запах, которого не должно быть в здешнем воздухе. Что-то происходит. Следуй за мной, Джулой, - я испугана.
Адиту бросилась прочь, вверх по берету реки, быстрая, как вспугнутая лань. Спустя мгновение она уже исчезла в темноте, спеша в лагерь. Следуя за ней, колдунья пробежала еще несколько шагов, бормоча слова смятения и ярости. Когда она достигла тени ив, растущих над берегом Стефлода, там произошло судорожное движение; слабый свет звезд, казалось, изогнулся, тьма сгустилась и вырвалась наружу. Джулой или по крайней мере фигура Джулой не появилась из теней, но зато возник крылатый силуэт. Широко раскрыв желтые глаза, сова летела вслед за быстрой Адиту, сверяя свой путь с неразличимым, словно отдаленный шепот, следом на мокрой траве.
Саймон весь вечер не находил себе места. Разговор с Адиту помог, но только немного. В каком-то смысле ему стало даже еще больше не по себе.
Он отчаянно хотел поговорить с Мириамелью. Он думал о ней все время ночью, когда хотел только спать, днем, стоило ему заметить в толпе девичье лицо или услышать женский голос, и в другое время, когда ему следовало бы думать о других вещах. Странно, как много она стала значить для него за то короткое время, которое прошло с момента ее возвращения: малейшее изменение в ее поведении по отношению к нему долгие дни не давало ему покоя.
Она казалась такой странной, когда прошлой ночью он встретил ее у того места, где были привязаны лошади. И тем не менее когда они отправились к костру Изгримнура, чтобы послушать пение, она была добра и дружелюбна, может быть только немного рассеянна. Но сегодня целый день Мириамель избегала его или по крайней мере так казалось, потому что, где бы он ни искал ее, всюду говорили, что она где-то в другом месте. Наконец он подумал, что принцесса нарочно вдет на шаг впереди него, потому что боится встречи с ним.
Сумерки кончились, и темнота, как огромная черная птица, сложившая крылья, опустилась на лагерь. Визит к Камарису продлился недолго - старик выглядел таким же поглощенным своими мыслями, как и он сам, едва способным сосредоточиться на объяснений построения перед боем и правил сражения. Для Саймона, чьи заботы были более насущными и более волнующими, литания рыцарских правил казалась сухой и бессмысленной. Он принес свои извинения и быстро удалился, оставив старика сидеть у огня в его неуютной палатке. Казалось, он не меньше Саймона был доволен, что его наконец оставили в покое.
После бесплодного обхода лагеря Саймон заглянул к Воршеве и Гутрун.
- Мириамель была здесь, - сказала герцогиня шепотом, чтобы не разбудить спящую Воршеву, - но она ушла некоторое время тому назад.
Разочарованный, Саймон вернулся к своим поискам.
Теперь, стоя на дальнем краю палаточного города, у начала широкого венца костров, отмечавших спальные места тех членов отряда Джошуа, для кого палатка была невообразимой роскошью, он размышлял, где же может оказаться принцесса. Он уже прошел вдоль берега реки, думая, что она могла захотеть погулять у воды, чтобы остаться наедине со своими мыслями, но там не было никаких следов Мириамели - только несколько жителей Нового Гадринсетта, при свете факелов занимавшихся рыбной ловлей, по всей видимости, без особого успеха.