Она посмотрела на то, что поймала. Этот плод был таким же упругим, как и предыдущие, только немного теплее. Каким-то образом Мириамель поняла, что он готов - созрел.
Пока она смотрела и пока мимо со всех сторон проносилась белая паутина, черный плод в ее руках задрожал и лопнул. Угнездившись в самой сердцевине, там, где слива спрятала бы свою косточку, лежал крохотный, едва больше пальца ребенок. Подобные снежинкам веки смежил сон. Дитя шевелилось и зевало, но глаза не открывались.
Каждый из этих плодов - душа, подумала она, или они просто... вероятности. Мгновением позже она почувствовала накатившую волну страха. Но я сорвала его! Я сорвала его слишком рано! Надо вернуть его на место!
Что-то все еще несло ее вверх, но теперь она была в ужасе. Она сделала что-то очень нехорошее. Она должна вернуться, найти ту самую ветку в сети из множества тысяч. Может быть, еще не поздно вернуть то, что она невольно украла.
Мириамель стала хвататься за ветви, пытаясь замедлить подъем.
Некоторые из них сломались у нее в руках; несколько черных плодов оторвались и скатились в серо-белые глубины далеко внизу.
Нет! Она обезумела. Она не хотела причинить вреда! Она протянула руку, чтобы поймать один из падающих плодов, и выронила его.
Она закричала в отчаянии и ужасе...
Было темно. Кто-то крепко обнимал ее за плечи.
- Нет! - Она задыхалась. - Я уронила его!
- Ты ничего не роняла, - сказал чей-то голос. - Это был просто плохой сон.
Она вглядывалась в темноту, но не могла разглядеть лица. Голос. Она знала этот голос.
- Саймон?
- Это я. - Его губы двигались у самого уха. - Ты в безопасности, но, наверное, не стоит больше кричать.
- Прости. Прости, пожалуйста. - Она вздрогнула и попыталась высвободиться из его рук. В воздухе пахло сыростью, под ее пальцами было что-то мокрое и колючее. - Где мы?
- В сарае, примерно в двух часах езды от Фальшира. Разве ты не помнишь?
- Плохо. Я неважно себя чувствую. - На самом деле она чувствовала себя просто ужасно. Ее все еще била дрожь, но в то же время ей было жарко и голова казалась более тяжелой, чем обычно, когда Мириамель просыпалась среди ночи. Как мы сюда попали?
- Мы дрались с огненными танцорами.
- Это я помню. И помню, как мы ехали.
В темноте Саймон издал звук, который показался ей смешком.
- Ну, некоторое время. Это ты решила остановиться здесь.
Она покачала головой:
- Не помню.
Саймон отпустил ее - несколько неохотно, это было ясно даже ее замутненному сознанию. Потом он отполз в сторону по грязной соломенной подстилке. Мгновением позже что-то затрещало, стукнуло, и в помещение просочилось немного света. В светлом квадрате окна вырисовывался темный силуэт Саймона. Он пытался найти что-нибудь, чтобы подпереть ставню.
- Дождь кончился, - сказал он.
- Мне холодно. - Она попыталась зарыться в сено.
- Ты сбросила плащ. - Он снова подполз к ней, нашел плащ и закутал ее до подбородка. - Можешь взять и мой, если хочешь.
- Я думаю, этого мне будет достаточно, - проговорила Мириамель, хотя зубы у нее все еще стучали.
- Хочешь перекусить? Я оставил тебе твою половину ужина, но флягу с элем ты разбила о голову того длинного парня.
- Только немного воды. - Сама мысль о еде была ей противна.
Саймон возился с седельными сумками, а Мириамель сидела, обхватив колени, и смотрела сквозь открытое окно на ночное небо. Звезд не было видно за завесой облаков. Саймон принес ей воды, она попила и почувствовала, что ее снова охватывает слабость.
- Я чувствую... Мне плохо, - жалобно сказала она. - Мне надо еще поспать.
В голосе Саймона явно слышалось разочарование.
- Конечно, Мири.
- Прости меня. Просто я чувствую себя такой больной... - Она снова легла и натянула плащ до подбородка. Казалось, темнота медленно кружится над ней. Она снова увидела силуэт Саймона на фоне окна, потом тени сгустились и увлекли ее за собой.
К раннему утру у Мириамели был уже довольно сильный жар. Саймон мало что мог для нее сделать, но он положил девушке на лоб мокрую тряпку и дал попить.
Темный день прошел в пятнах неясных видений: серые облака, проплывающие мимо окна, крик одинокого голубя, огорченное лицо Саймона, возникающее над ней с периодичностью луны. Мириамель обнаружила, что ее не очень заботит, что с ней случилось. Если бы она могла проспать целый год, не просыпаясь, она бы так и сделала; поскольку это было невозможно, принцесса ныряла и выныривала из забытья, как потерпевший кораблекрушение моряк, вцепившийся в обломок мачты. Ее сны были полны белых деревьев и затопленных городов, по улицам которых колыхались водоросли.
В предрассветный час, на второй день их пребывания в сарае, Мириамель проснулась и обнаружила, что в голове у нее прояснилось, хотя страшная слабость еще осталась. Она вдруг испугалась, что осталась одна, что Саймон бросил ее.
- Саймон? - позвала она. Ответа не было. - Саймон!
- Хм-м-м?
- Это ты?
- Что? Мири! Ну конечно, я. - Она слышала, как он повернулся и пополз к ней через солому. - Тебе хуже?
- К-кажется, лучше. - Она протянула дрожащую руку, нащупала его плечо, провела пальцами по рукаву рубашки и сжала его ладонь. - Но все-таки не очень хорошо. Побудь со мной, пожалуйста.
- Конечно. Тебе холодно?
- Немножко.
Саймон подхватил свой плащ и набросил его поверх плаща Мириамели. Принцесса чувствовала себя настолько обессиленной, что от этого простого жеста ей захотелось плакать - и действительно, холодная слеза скатилась по ее щеке.
- Спасибо. - Некоторое время она лежала молча. Даже этот короткий разговор утомил ее. Ночь, казавшаяся такой огромной и пустой, когда она проснулась, теперь выглядела не очень-то страшной.
- Мне кажется, я смогу снова заснуть. - Ее голос звучал очень слабо даже в ее собственных ушах.
- Тогда спокойной ночи.
Мириамель чувствовала, что ускользает в сон. Она подумала, снились ли когда-нибудь Саймону такие странные сны, вроде того, о белом дереве и черных плодах на нем. Вряд ли...
Когда она проснулась, небо в окне стало свинцово-серым. Плащ Саймона все еще укрывал ее. Его хозяин спал рядом, и несколько охапок сырой соломы были его единственным одеялом.
Мириамель очень много спала в этот день, но в перерывах между погружениями в сон чувствовала себя гораздо бодрее. К середине дня она даже смогла съесть немного хлеба и кусочек сыра. Саймон уходил осматривать окрестности; пока она ела, он рассказывал о своих приключениях.
- Тут совсем мало людей! Я видел нескольких на дороге из Фальшира - можешь не волноваться, я-то их видел, а они меня нет, - а больше никого. Тут внизу есть дом, он почти развалился. Я думаю, он принадлежал владельцам этого амбара. Крыша в нескольких местах течет, но в основном камыш хороший. Похоже, там никто не живет. Если нам придется остаться здесь еще на несколько дней, там будет хоть немного посуше.
- Посмотрим, - сказала Мириамель. - Надеюсь, что завтра я уже смогу ехать.
- Ну не знаю. Сначала нужно, чтобы ты хоть по сараю смогла ходить. С тех пор как мы покинули Фальшир, ты в первый раз сидишь. - Внезапно он повернулся к ней. - А меня чуть не убили.
- Что? - Мириамель пришлось схватить бурдюк с водой и сделать несколько судорожных глотков, чтобы не поперхнуться сухим хлебом. - Что ты говоришь? спросила она, немного отдышавшись. - Огненные танцоры?
- Нет, - сказал Саймон; лицо его оставалось спокойным. Через мгновение он широко улыбнулся. - Но все равно было очень страшно. Я шел в гору по полю, около дома. Я там собирал... цветы.
Мириамель подняла брови.
- Цветы? Зачем цветы?
Саймон безмятежно продолжал, как будто вопрос был адресован не ему:
- Раздался какой-то звук, и я посмотрел вверх. А там стоял... бык!
- Саймон!
- Он совсем не выглядел дружелюбным. Такой худой, красные глаза, а на боках длинные царапины. - Для наглядности Саймон провел пальцами по собственным бокам. - Мы немного постояли, уставившись друг на друга, потом он нагнул голову и начал пыхтеть. Я попятился в том направлении, откуда пришел, а он за мной - такими маленькими, пританцовывающими шажками, все быстрее и быстрее.