— Знала ли я, что он наденет на кого-то свои доспехи, чтобы нас одурачить? Нет. Но я знала, что Джошуа говорил с Хельфгримом, лорд-мэром. Я не знала, проглотит ли Фенгбальд приманку.
— Питаю страх, что я тоже имел это знание, Саймон, — сказал Бинабик. — Я оказывал помощь в раскалывании льда. Аналогично несколько моих товарищей кануков.
Саймон почувствовал, что кровь приливает к его щекам.
— Выходит, знали все, кроме меня?
Джулой покачала головой.
— Нет, Саймон. Хельфгрим, Джошуа, я, Бинабик, Деорнот, Фреозель да еще тролли, которые помогали расколоть лед, — вот и все, кто знал. Это была наша последняя надежда, и мы не могли допустить, чтобы до Фешбальда дошел хотя бы мимолетный слух.
— Так вы мне не доверяли?
Бинабик успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Не доверие обладало большой значительностью, Саймон. Как всякий, который выходил на лед, ты имел возможность попадения в плен. Очень великий храбрец все равно будет рассказывать все свои знания, когда его станут пытать — а Фенгбальд не обладает большой щепетильностью. Чем меньше людей обладают определенным знанием, тем больше шансов, что секрет хорошо хранится. Если бы мы имели необходимость говаривать тебе, как другим прочим, то ты получил бы информацию без промедления.
— Бинабик прав, Саймон, — Джошуа тихо подошел сзади, пока они разговаривали, и теперь стоял рядом. Свет костра отбрасывал на потолок его тень — длинную густую полоску тьмы. — Я всецело доверяю тебе, как доверяю всякому — всякому живущему, я хотел сказать, — какая-то невысказанная мысль пронеслась по его липу. — Я распорядился, чтобы об этом плане знали только те, без кого мы не сможем обойтись. Я уверен, что ты поймешь меня.
Саймон проглотил ком.
— Конечно, принц Джошуа.
Джошуа присел на камень и отсутствующим взглядом посмотрел на танцующее пламя:
— Мы одержали великую победу — это настоящее чудо. Но цена оказалась непомерно высокой…
— Никакая цена, сохранившая жизни сотням невинных людей, не может быть слишком высокой, — заметила Джулой.
— Возможно. Но все-таки была вероятность, что Фенгбальд отпустил бы женщин и детей…
— А теперь они живы и свободны, — отрезала Джулой. — И кроме них немало мужчин. А мы одержали неожиданную победу.
Тень улыбки пробежала по липу Джошуа.
— Ты собираешься занять место Деорнота, валада Джулой? Потому что это он всегда напоминал мне о моем долге, как только я погружался в мрачные размышления.
— Я не могу занять его место, Джошуа, но я и не думаю, что мы должны стыдиться нашей победы. Ваша скорбь, безусловно, достойна уважения, и я не пытаюсь отнять ее у вас.
— Ну конечно нет, — Джошуа оглядел пустынный зал. — Мы должны почтить память мертвых.
В дверях что-то скрипнуло. Там стоял Слудиг, в руках у него были две седельных сумки. Глядя на напряженное лицо северянина, Саймон подумал, что они набиты камнями.
— Принц Джошуа?
— Да, Слудиг?
— Вот все, что мы нашли. На них герб Фенгбальда, только они насквозь промокли. Я не стал открывать их.
— Положи у огня, а потом присядь и поговори с нами. Ты очень помог мне, Слудиг.
Риммерсман покачал головой:
— Спасибо вам, принц Джошуа, но у меня есть еще одно дело к вам. Пленники готовы к разговору, по крайней мере так сказал Фреозель.
— Аха, — кивнул Джошуа. — И он без сомнения прав. Лорд-констебль грубоват, но очень умен. Вроде нашего старого друга Айнскалдира, верно, Слудиг?
— Точно так, ваше высочество. — Слудиг, по-видимому, чувствовал себя неловко, разговаривая с принцем. В конце концов он получил внимание и доверие, которых так жаждал, заметил Саймон, но, кажется, это не сделало его особенно счастливым.
Джошуа положил руку Саймону на плечо.
— Полагаю, мне придется пойти и исполнить мой долг, — сказал он. — Ты составишь мне компанию?
— Конечно, принц Джошуа.
— Хорошо, — Джошуа обвел взглядом остальных. — Будьте так добры, зайдите ко мне после ужина. Нам многое надо обсудить.
Когда они подошли к двери, Джошуа обнял Саймона искалеченной правой рукой и повел его к носилкам, на которых лежал Деорнот. Саймон не мог не заметить, что он сильно выше принца. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз стоял так близко к Джошуа, но это все равно удивило его. Он, Саймон, был очень высоким — и не только для юноши, но и для мужчины. Это была странная мысль.
Они остановились перед погребальными носилками. Саймон застыл в почтительном молчании, но ему до смерти хотелось шевельнуться. Он чувствовал себя немного не в своей тарелке, стоя так близко к телу погибшего рыцаря. Бледное застывшее лицо, лежавшее на каменной плите, было похоже не столько на Деорнота, каким Саймон помнил его, сколько на вырезанную из мыла фигурку. Веки и ноздри умершего были обескровлены до полупрозрачности.
— Ты не знал его близко, Саймон, но он был лучшим из людей.
Саймон сглотнул. Во рту у него пересохло. Мертвые были… такими мертвыми. И когда-нибудь такими станут Джошуа, Бинабик, Слудиг — все в Новом Гадринсетте. Даже сам он, с отвращением понял Саймон. Что же это такое?
— Он всегда был очень добр ко мне, ваше высочество.
— Он не умел иначе. Он был самым истинным рыцарем из всех, кого я когда-либо видел.
Чем больше Джошуа говорил о Деорноте в последние несколько дней, тем яснее Саймон понимал, что, в сущности, никогда не знал этого человека. Он казался Саймону хорошим человеком, добрым и тихим, но уж никак не образцом рыцарства, современным Камарисом, каким, видимо, считал его Джошуа.
— Он храбро умер, — это было довольно неудачное выражение соболезнования, но принц улыбнулся.
— Это так. Я хотел бы, чтобы вы со Слудигом раньше добрались до него, но вы и так сделали все, что могли. — Лицо принца менялось быстро, как облака, бегущие по весеннему небу; — Я ни в чем не хочу винить вас, Саймон. Пожалуйста, прости меня — я стал невнимателен к словам в своем горе. Деорнот всегда умел прервать мое самокопание. О Боже, как мне будет не хватать его! Теперь я думаю, что он был моим лучшим другом, хотя я и не знал этого, пока он не умер.
Саймону стало еще больше не по себе, когда он увидел, как заблестели глаза Джошуа. Он хотел было отвернуться, но внезапно вспомнил о ситхи и о том, что сказал Стренгьярд. Может быть действительно самые великие люди несут груз самых тяжелых горестей? И в таком горе нет ничего постыдного!
Саймон протянул руку и взял принца за локоть.
— Пойдемте, Джошуа. Давайте прогуляемся. Расскажите мне о Деорноте, раз у меня никогда не было случая получше узнать его.
Принц наконец оторвал взгляд от алебастрового лица рыцаря.
— Да, конечно. Мы погуляем.
Он позволил Саймону увести себя за дверь, где буйный зимний ветер хлестал вершину Сесуадры.
— ..И он в самом деле подошел ко мне и извинился! — Теперь Джошуа смеялся, хотя смех его был горьким. — Как будто это он совершил проступок. Бедный, верный Деорнот! — Он покачал головой и вытер глаза. — Эйдон! Почему эта туча сожалений окружает меня, Саймон? То сам я умоляю о прощении, то те, кто вокруг меня — не удивительно, что Элиас считал меня немного придурковатым. Иноща я думаю, что он не так уж сильно ошибался.
Саймон подавил улыбку.
— Может быть, дело просто в том, что вы слишком легко готовы делиться вашими мыслями с людьми, которых как следует не знаете — вроде сбежавших поварят?
Джошуа, прищурившись, посмотрел на него, потом рассмеялся — и на этот раз куда веселее.
— Может быть, ты и прав, Саймон. Люди любят своих принцев сильными и непреклонными, верно? — Он грустно усмехнулся. — Ах, милостивый Узирис, был ли когда-нибудь рожден человек, менее подходящий на роль принца, чем я? — Он поднял голову, вглядываясь в ряды палаток. — Спаси меня Бог, я заблудился. Где эта пещера с пленниками?
— Там, — Саймон показал на серке валуны, торчащие перед самым внешний барьером ровной площадки на вершине Сесуадры. Они были едва различимы в темноте на фоне продуваемых ветром стен палаточного города. Джошуа изменил курс, и Саймон последовал за ним, двигаясь медленно, чтобы не слишком бередить незажившие еще раны.