Теперь Тиамак понимал, что в послании Моргенса имелось в виду стихотворение о трех мечах. Вранн думал и раньше, что никто не может знать о его тайном сокровище — теперь было очевидно, что никто и не знает. Но, если бы до сих пор у него не развилось здоровое уважение ученого к странным совпадениям, сегодняшняя дискуссия заставила бы его серьезно подумать об этом. Когда хлеб и вино обошли всех, а самые острые разногласия были несколько смягчены набитыми ртами и приятным теплом, Тиамак наконец заговорил.
— Я и сам нашел кое-что, как я надеюсь, способное вас заинтересовать. — Он бережно поставил свою чашу и достал из сумки завернутый в листья пергамент. — Я купил это на рынке в Кванитупуле и собирался отвезти в Наббан Динивану, посмотреть, что он скажет. — Он с величайшей осторожностью развернул свиток, а трое его товарищей придвинулись поближе, чтобы посмотреть, что там. Тиамак чувствовал те же волнение и гордость, которые, наверное, чувствует отец, впервые представляющий ребенка старейшинам для утверждения имени.
Стреигьярд глубоко вздохнул:
— Благословенная Элисия, это настоящее?
Тиамак покачал головой.
— Если нет, то это великолепная подделка. Когда я учился в Пирруине, я видел множество рукописей времен Ниссеса. Это руны Риммергарда, как их написали бы в те годы. Вы только посмотрите на обратные спирали. — Он протянул слегка дрожащий палец к пергаменту.
Бинабик прищурился:
— . «Из Сада Нуанни…», — прочитал он.
— Я думаю, что имеются в виду южные острова, — сказал Тиамак. — Нуанни…
— Был древним наббанайским богом морей. — Стренгъярд был так возбужден, что позволил себе перебить вранна — поразительная вольность для застенчивого священника. — Конечно, «Сад Нуанни» — это острова! Но что может значить остальное?
Когда остальные склонились над пергаментом, уже начиная спор, Тиамак ощутил прилив гордости. Его ребенок встретил одобрение старейшин.
— Этого недостаточно, чтобы удержать наши позиции. — Герцог Изгримнур сидел лицом к Джошуа на табурете в темной палатке принца. — Ты выиграл важное сражение, но это почти что ничего не значит для Элиаса. Еще несколько месяцев, и никто не вспомнит о твоей победе.
Джошуа нахмурился:
— Я понимаю. Потому я и собираюсь созвать рэнд.
Изгримнур покачал головой.
— Этого недостаточно, прости мою грубость.
Принц слабо улыбнулся:
— Так и надо, Изгримнур.
— Тогда дай мне сказать то, что нужно. Необходимы новые победы и как можно скорее. Если мы не сумеем оттеснить Элиаса, не будет иметь никакого значения, сработает эта ерунда с тремя мечами или нет.
— Ты действительно думаешь, что это ерунда?
— После всего, что я видел в прошлом году? Нет, теперь я ничего не могу называть ерундой — в эти времена — но мы забываем о сути. Пока мы сидим тут, как кошка на дереве, не будет никакой возможности достать Сверкающий Гвоздь, — герцог фыркнул. — Молот Дрора! Я все еще не привык думать, что старый меч Джона на самом деле Миннеяр. Ты легко мог бы сшибить мою голову гусиным пером, когда сообщил мне это.
— Похоже, что всем нам придется привыкнуть к постоянным сюрпризам, — сухо сказал Джошуа. — Но что ты предлагаешь?
— Наббан. — Изгримнур не задумывался ни на секунду. — Я знаю, мне следовало бы убедить тебя мчаться в Элвритсхолл, чтобы попробовать освободить моих людей. Но ты прав, что не хочешь делать этого. Если то, что я слышал, соответствует действительности, половина дееспособных мужчин в Риммергарде загнана в армию Скали: а это означает, что необходимо долгое изнурительное сражение, чтобы разбить его. Тан Кальдскрика — твердый человек и хитрый боец. Я ненавижу его подлое предательство, но последним назову его легким противником.
— Но ситхи в Эрнистире, — заметил Джошуа. — Ты же слышал.
— Что из того? Я не могу получить ни кожи, ни шерсти из россказней парнишки Саймона, а эта беловолосая колдунья не кажется мне разведчиком, на основе сообщений которого стоит строить целую военную кампанию, — герцог поморщился. — Чудесно, если ситхи и эрнистири действительно выгнали Скали. Я буду кричать ура громче всех. Но оставшиеся люди Скали, которых ты захочешь завербовать, будут разбросаны по всему Фростмаршу; даже теперь, когда погода улучшилась, я никому не пожелал бы разыскивать их и убеждать идти войной на Эркинланд. А это мои люди. Это моя страна, Джошуа… так что лучше уж слушай, что я говорю. — Он свирепо нахмурил кустистые брови, как будто одна мысль о возможных возражениях принца ставила под сомнение его здравый смысл.
Принц вздохнул.
— Я всегда слушаюсь тебя, Изгримнур. Ты держал меня на коленях, а потом учил тактике, вспомни.
— Я не настолько старше тебя, щенок, — проворчал герцог. — А не будешь следить за своими манерами, я вытащу тебя на снег и дам хороший урок.
Джошуа улыбнулся.
— Отложим это на какой-нибудь другой день. Ах, но как хорошо, что ты. снова со мной, Изгримнур! — лицо его стало более спокойным. — Итак, Наббан, говоришь ты. Как?
Изгримнур подвинулся поближе к принцу и понизил голос:
— Страве пишет, что время подходящее — Бенигарис чертовски непопулярен. Всюду говорят, что он сам убил своего отца.
— Армия герба Зимородка не изменит на основании базарных слухов, — возразил Джошуа. — Немало отцеубийц уже правили Наббаном, вспомни. В любом случае командование превыше всего ставит преданность Дому Бенидривинов. Они будут сражаться с любым иностранным захватчиком — даже с Элиасом, если он прямо заявит о своих намерениях. И уж конечно они не станут предавать Бенигариса ради меня. Знаешь старую наббанайскую пословицу: «Лучше наш ублюдок, чем ваш святой»?
Изгримнур весело ухмыльнулся в усы:
— А кто говорит о том, чтобы убеждать их бросить Бенигариса ради тебя, мой принц? Милостивый Эйдон, скорее они послушают Нессаланту, чем тебя!
Принц раздраженно тряхнул головой:
— Хорошо, тогда ради кого?
— Камарис, черт возьми. — Изгримнур для пущей убедительности хлопнул широкой рукой по бедру, — Он законный наследник герцогства — Леобардис-то получил трон только потому, что Камарис исчез и все считали его покойником!
Джошуа в изумлении уставился на старого друга:
— Но он же безумен, дядюшка, или, во всяком случае, слабоумен.
Герцог выпрямился:
— Они не возражали против трусливого отцеубийцы. Почему бы им не предпочесть героического простака?
Принц снова тряхнул головой, на сей раз от удивления.
— Ты меня просто поражаешь, Изгримнур. Откуда такая идея?
Изгримнур свирепо улыбнулся:
— У меня было сколько угодно времени для раздумья с тех пор, как я нашел Камариса в этом вонючем трактире в Кванитупуле. — Он запустил пальцы в бороду. — Жаль, Эолера здесь нет. Посмотрел бы он, каким хитрющим интриганом я стал на старости лет!
Принц засмеялся.
— Что ж, я совсем не уверен, что твоя идея сработает, но во всяком случае об этом стоит подумать. — Он поднялся и подошел к столу. — Хочешь еще вина?
Изгримнур поднял кубок.
— Эти чертовы размышления, это такая работа, знаешь, вызывающая жажду. Налей, пожалуйста.
— Это прай'за — Вечно Свежая, — Адиту приподняла тонкую лозу, чтобы показать Саймону бледно-голубой цветок. — Даже если его сорвать, он не завянет, пока не пройдет его время. Говорят, его привезли из Сада на кораблях нашего народа.
— Некоторые женщины здесь носят его в волосах.
— Как и наши — мужчины и женщины, — заметила ситхи, бросив на юношу веселый взгляд.
— Будьте добры, одну секунду, здравствуйте, — окликнул кто-то. Обернувшись, Саймон узнал Тиамака, враннского друга Мириамели. Маленький человек казался страшно возбужденным. — Принц Джошуа хочет, чтобы вы пришли, сир Саймон, леди Адиту. — Он начал изображать поклон, но был слишком взволнован, чтобы завершить его по всем правилам. — О, пожалуйста, поторопитесь!