— Ты говорила с Пейдж? Они узнали пол ребенка.
Почему у меня такое чувство, что вместо того, чтобы сказать мне истинную причину звонка, она уходит в сторону? Разорвав мешок с одинокой помидоркой, вытаскиваю ее, и, положив под нож, отвечаю:
— Да, я разговаривала с ней несколько дней назад. Она казалась взволнованной.
— Я знаю. Логан должен быть так счастлив, что у них наконец-томальчик. Я уверена, что, если бы Эбигейл родилась мальчиком, они бы не захотели еще одного ребенка.
— Х-м-м, — все, что я могу произнести, потому что у меня нет никакого мнения на этот счет. Моя шея начинает болеть. Если это будет долгий разговор, думаю, я мне нужно сделать перерыв и отвлечься от приготовления ужина.
— Мама, что-то случилось? — Спрашиваю я, пытаясь заставить ее перестать ходить вокруг да около, потому что моя мать никогда не звонит просто, чтобы поболтать.
Она тихонько вздыхает.
—Да, на самом деле, есть кое-что. Я не сказала тебе сразу, потому что я не хотела, тебя расстраивать.
Мой желудок сжимается.
—Что?
—Твоя бабушка в больнице.
— Что? —Я чувствую, как мое сердце замирает. Плечи опускаются, и телефон соскальзывает в тот же момент, когда я заношу нож над разделочной доской. Вместо помидора я прохожусь острым лезвием по руке.
— А-а-а! — Ору я, потому что жесточайшая острая боль охватывает мою левую руку. Нож падает вниз на разделочную доску, телефон с глухим стуком оказывается на полу, а я хватаюсь за раненную руку. Закрыв глаза, всхлипываю.
Я не могу поверить, что порезалась. Так глупо. Так чертовски глупо и неуклюже. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Осторожно осматриваю рану. Мои руки дрожат, все в крови. Разрез между моим большим и указательным пальцами, он глубокий, такой глубокий, что я могу видеть кость. Кровь сочится быстро, злыми ярко—красными струйками. Капли разбрызгиваются по белому кафельному полу. Волна тошноты подкатывает к горлу.
Судорожно выдыхая воздух, я нащупываю кухонное полотенце, висящее на ручке духовки. Собираю его в комок и прижимаю к ране. У меня темнеет в глазах, и я оседаю на пол. Жар от духовки согревает правую сторону моего тела.
С закрытыми глазами я пытаюсь глубоко дышать. Вдыхаю через нос, шипя выдыхаю через стиснутые зубы. Обнимаю руку, прижимая близко к груди, держа повыше, чтобы замедлить кровотечение. Какой-то странный шум, как болтовня раздраженного бурундука. Я смотрю на кухонный пол, и вижу свой телефон. Он приземлился экраном вверх, и часы, показывающие продолжительность вызова, до сих пор идут. Похоже, он не разбился, слава Богу.
Шум — это крики моей мамы. Я стремглав несусь по полу по направлению к телефону. Когда добираюсь до него, я перестаю давить на полотенце только, чтобы нажать кнопку громкой связи.
— Миа! — Неистовый голос моей мамы раздается из жестяных динамиков телефона. —Миа! Ты там? Миа!
— Я здесь. —Я немного повышаю голос, чтобы она могла услышать меня. —Я в порядке.
— Что случилось?
— Я порезалась. — Я слышу отвращение в своем голосе. Так глупо и неуклюже.
— Все так плохо? — Спрашивает она снова тем же озабоченным маминым голосом, только теперь он звучит более настойчиво.
Проклятье! Я почти убираю кухонное полотенце, чтобы еще раз взглянуть на рану, но не могу. А мне и не нужно. Я видела достаточно.
— Да, отчасти. — Моя рука пульсирует, как сабвуфер на рейве. —Вероятно, понадобятся швы.
— О, Боже, дорогая! — Восклицает мама. — Ты должна пойти в больницу. Есть кто-то, кто сможет отвезти тебя?
Я вздрагиваю. Это достаточно неудобно. Нет, я не буду беспокоить любого из моих друзей — большинство из которых, на самом деле, просто случайные знакомые — спрашивая их, не смогут ли они отвезти меня. Даже Джея, в любом случае, он, скорее всего, на работе.
— Это левая рука. Я могу доехать сама.
— Не смей, — говорит моя мама. — Не смей, Миа! Я вызову тебе такси. Подожди.
Хорошо. У меня нет сил, чтобы спорить с ней. Когда она ставит мой звонок на удержание, я ползу назад, пока не упираюсь в холодильник. Пытаюсь сосредоточиться на дыхании, и держу руку приподнятой. Линия волос и затылок, влажные от пота.
Щелчок, и голос мамы возвращается.
— Миа? Они сказали, что такси находится всего в пяти минутах. Как дела?
— Я в порядке, — отвечаю ей. — Что случилось с бабушкой?
— О, — говорит она с вздохом, — у нее бронхит, и врачи опасаются, что он может перерасти в пневмонию как в прошлый раз, так что они госпитализировали ее, и дают антибиотики. Кажется, сейчас уже все в порядке. Похоже, она совсем не чувствует себя больной.