Вадим Григорьевич Фролов
Поворот
Тетка Поля — мамина сестра — каждую осень присылает нам ящик антоновки. Тетка живет в деревне под Рязанью и всяких яблок у нее хоть пруд пруди. Продавать она их не продает, а рассылает всей своей родне, а родни у нее, кроме нас, тоже хоть пруд пруди, и все живут в разных концах Советского Союза. И все разные. Есть колхозники, есть рабочие. Есть Герой, и есть один профессор. И есть один какой-то важный, хотя тетка Поля говорит про него: «К плеши ума не пришьешь». А есть, к стыду нашему, даже вор, он сидит в тюрьме и неизвестно, когда выйдет. И всем тетка посылает яблоки. Даже вору в тюрьму и то посылает. Но больше всех своих родственников тетка Поля любит мою маму — свою сестру. Это я знаю точно. Я сам слышал, как она говорила, что мама самая лучшая из ее родственников, хотя и «незадачливая». Мне было лет девять, когда я первый раз услышал это.
— Эх, Люда, — сказала тогда тетка Поля, — и красивая ты, и ладная, и толковая, а вот не задалось тебе чего-то…
— Поля, — ответила мама, — редко кому счастье, как тебе, дается.
Не понял я тогда, да и сейчас не очень-то понимаю, почему тетка жалеет маму, а себя считает самой счастливой. Ну, правда, мама часто болеет — сердце у нее не в порядке, а так ведь во всем остальном жизнь у нас вполне нормальная, а тетка Поля всю свою жизнь прожила в деревне, и детей у нее нет, и дядя Петя — ее муж — вернулся домой без обеих ног. Так какое уж тут счастье?
И я очень хорошо помню, что как-то после такого разговора она заплакала и с тех пор стала присылать нам каждую осень ящик антоновки.
Я люблю антоновку. Это какие-то особенные яблоки. Это, по-моему, самые настоящие яблоки. Я всегда сам распечатываю ящик. Беру отвертку, клещи и распечатываю — медленно и с удовольствием, и, как только подхожу к ящику, я чувствую, что у меня, как у нашего пса Повидлы, начинает шевелиться нос: я принюхиваюсь. Я с удовольствием принюхиваюсь к запаху антоновских яблок, и у меня текут слюнки, но я не тороплюсь. Я осматриваю ящик со всех сторон — где бы получше зацепить, поворачиваю его и так и этак, потом начинаю не спеша открывать. Выдеру один гвоздь и опять постою, подумаю, а то иногда и гвоздь начну выправлять, а все смотрят, сопят, даже кое-кто чуть не хрюкает. А мне весело — погодите, думаю, как будет здорово, когда у каждого окажется яблоко, от которого так замечательно пахнет и вкуснота такая, что мне всегда становится жалко тех, кто не пробовал настоящей антоновки. Вот так, не торопясь, я делаю это очень важное дело, а вокруг меня стоят все и пускают слюнки и заглядывают в ящик через мое плечо.
Самый нахал это Повидло. Как только я беру инструмент, он тут как тут. Уши торчком, хвост дрожит, будто через него пропускают ток, глаза такие — вот, мол, я такой хороший, а стоит мне чуть приподнять дощечку — его нос уже там. Второй нос — Олин, хотя она сидит на табуретке и делает вид, что учит уроки — она, по-моему, всегда учит уроки — очень сознательная второклашка. Но когда я открываю ящик с антоновкой, она обязательно приволакивается на кухню со своими тетрадками и писклявым голосом спрашивает у нашей соседки Ангелины Павловны, можно ли ей поучить уроки за ее — соседкиным — столиком, а нос у нее прямо нацелен на ящик с яблоками.
— Конечно, — говорит Ангелина Павловна ласковым таким басом, — мой стол свободен, я не буду вам мешать и с вашего разрешения уйду.
Но, ясно, она никуда не уходит. Во-первых, потому, что ее никто не отпускает, а во-вторых, потому, что ей и самой интересно, как я открою этот ящик.
Мишка стоит около окна, засунув руки в карманы и выпятив нижнюю губу, дескать, подумаешь, я бы лучше открыл, а на яблоки эти мне начихать.
А я медленно и уверенно открываю ящик, и запах антоновки разносится по всей кухне, по всей квартире.
Яблоки, яблоки, антоновские яблоки… Чавкает под раковиной наш пес Повидло, облизывается и смотрит на меня — не дам ли еще? Ахает Ангелина Павловна, аккуратно ножичком отрезая ломтики и вспоминая какого-то великого русского писателя, который так писал об антоновских яблоках, так писал!..
Яблоки достаются всем.
Мама берет пяток и сразу кладет их в шкаф, в ящики, где чистое белье, — так ее научила Ангелина Павловна, которая об этом прочитала у того же великого писателя. Могу сказать, что тот писатель был не дурак. Я вначале смеялся, а потом понял, как здорово спать на простыне, которая пахнет яблоками.
Оля идет в комнату, садится за стол и кладет яблоко перед собой, доучивая уроки.
Мишка, получив одно, мрачно говорит:
— Два, — и почему-то не смотрит на нас.