Тогда я ей сказал, что если я репейник, то она тоже не фиалка, а скорее, крапива, и что никто над ней не смеется, кроме этого трясучего Аполония — я со злости даже его имя перепутал — и если на всяких трясучек внимание обращать, тогда вообще надо на край света бежать или удавиться. «Ну и давись», — сказала она, а я сказал, что это ей надо давиться, ведь это она на этого Апология внимание обращает, а не я. Тогда она сказала, что по шее-то ему дал я, а не она, значит, это я на него внимание обращаю, и что лучше бы я внимание обращал на ту новенькую, которая…
Тогда я разозлился и сказал, что, может быть, и обращу, потому что она, по крайней мере, не шипит ни на кого, как кошка, и еще сказал, что если для нее антоновка «паршивые яблоки», то она просто чокнутая. Тогда она сказала… И я сказал. В общем — поговорили!
И вот поэтому мне здорово захотелось встретить ее, чтобы все-таки поговорить по-настоящему. Ну, что в самом деле — чудачка какая-то, что я ей плохого сделал?
Но так я ее и не встретил. Покрутился около ее дома, даже во двор заглянул, но так и не встретил. А ведь еще пару дней назад она мне на каждом шагу попадалась.
Я еще с полчаса покрутился около ее дома, даже подумывал, не зайти ли — ведь уже заходил раза три, но махнул рукой и пошел куда глаза глядят. Шел и думал, как бы мне оставшееся время с пользой убить. Вот сморозил! «Убить с пользой». Я посмеялся над собой и тут увидел ту самую новенькую, про которую Маша говорила, что она… Чепуха это — вовсе она и не пялит глаза специально на меня.
Увидел я ее вдруг и подумал: а что, если я возьму и подойду к ней? Интересно, что получится? А что должно получиться? Охо-хо, Половинкин, подумал я, чего-то ты не того… И подошел.
— Здорово! — сказал я.
— А-а, здравствуй, Семен Четвертинкин, — сказала она и засмеялась.
На шутки я не обижаюсь и потому засмеялся тоже.
— Здравствуй, Татьяна Шарикова, — сказал я. Ее фамилия — Шарова.
— Здорово, Восьмушкин, — ответила она.
— Привет, Шарикоподшипникова, — сострил я.
— Салют, Полуторкин, — сострила она.
— Чао… Шарообразникова.
— Салям алейкум… Десятичкин.
Я понял, что мне ее не одолеть и засмеялся. Она тоже засмеялась и сказала:
— Ну, остановились? А то я так до периодических дробей дойду. Пока 4:3 в мою пользу. Так?
— Так, — согласился я.
— Ну, раз так, — сказала она, — тогда здорово, Половинкин. — И протянула мне руку.
Я хлопнул ее по руке и тоже сказал:
— Здорово, Шарова!
— Ого, сказала она, — с чего это ты стихами заговорил?!
И мы опять засмеялись. Ничего, славная она девчонка, веселая.
— Куда бредешь? — спросил я.
— Прожигать жизнь, — сказала она.
— Как так?
— Ну, кутить.
— Чего, чего?
— Серый ты, Половинкин, — вздохнула она. Ну, по мороженому ударить. Айда!
Я свистнул и похлопал себя по карманам.
— Это не беда, — сказала она. — Сам пропадай, а товарища выручай. Пошли!
— Неудобно как-то, — промямлил я.
— Вот уж не думала, что ты пижон, Половинкин, — сказала она насмешливо.
— Ну, ладно, — сказал я, — за мной будет. А куда?
Она достала из карманчика кошелек, взяла меня за руку, высыпала мне на ладонь всю мелочь и начала считать.
— Девяносто шесть коп., — сказала она, — четыре раза по девятнадцать и двадцать коп. на газировку. Кутить так кутить.
И мы пошли на Литейный в «Мороженое», купили по четыре шарика, разного, и сифон газировки. Сели за столик у окна и начали разговаривать на разные темы и, в первую очередь, конечно, о нашем классе — мы ведь оба были новенькими и нам было интересно узнать, что каждый думает о ребятах и учителях. Кто-нибудь услышал бы нас, сказал бы — вот рассплетничались. Но мы вовсе не сплетничали, а просто обменивались мнениями. И в большинстве случаев у нас мнения были одинаковы, только она как-то очень здорово умела определить человека. Скажет два-три слова — и полная характеристика.
Из учителей нам больше всего понравилась Маргарита Васильевна — Маргоша, как ее в классе зовут. Она у нас классная руководительница, а преподает географию, и очень интересно преподает — всегда у нее что-нибудь новенькое узнаешь, чего и в учебнике нет. И потом она все понимает и не задается, и разговаривает с ребятами без криков и без всяких там «сю-сю-сю», по-товарищески, как с друзьями, но трепачей и задавал, по-моему, не любит. И правильно! И веселая она, а я думаю, раз человек веселый и умеет шутить и смеяться, значит, он человек хороший.
— Маргоша — золото, — сказала Татьяна, — и хи-итрая.