— Отлично! — сказал Гриня. — Но все-таки нельзя допускать партизанщины. Неорганизованной. Надо, пожалуй, согласовать это с советом отряда…
— А Сеня будет у нас командиром, — быстро сказала Татьяна.
— Он новенький, — сказал Матюшин.
— А ты старенький, — сказала Татьяна. — Кто за?
Все подняли руки. Даже Петька.
— Кто против? — спросила Татьяна уже просто так.
— Я! — сказал кто-то сзади.
Вот так! Конечно, это была М. Басова. Я знал, что она в долгу не останется.
— Ты все слышала? — спросил ее Гриня Гринберг.
— Я ничего не слышала, — сказала Машка, — но вы его куда-то выбрали. А его нельзя выбирать.
— Почему? — спросил Гриня.
— Его никуда нельзя выбирать, — продолжала Басова. — Во-первых, он слишком добренький. А значит, он не будет требовать как следует. Во-вторых, у него не хватает… инте-ллек-та. Он не-ин-теллек-туальная личность. И вообще у него на первом плане… эмоции.
Ладно, заведу себе записную книжку и буду записывать все ее словечки. Все узнаю! Эмоции и не-ин-теллек-туальную личность и кто такой Каратаев-Караваев. И научу своего Повидлу. И он ее — М. Басову — растерзает в мелкие клочки.
— Вчера, — сказала Маша, — я видела, как его за плечо вел милиционер! На Некрасова, угол Чехова.
Все посмотрели на меня.
— Влип? — спросил Петька.
— Влип. Вел. За плечо, — сказал я и ушел. И даже не обернулся — так мне вдруг стало обидно.
…12.15 — Ушел с уроков.
12.25 — Пришел домой. Никого нет. Это хорошо.
12.25–12.26 — Поддал Повидле.
12.26–13.00 — Лежал на диване. Думал. Непроизводительно. Ну и шут с ним.
13.00–13.10 — Смотрел в зеркало. Личность как личность… Гвозди бы делать из этих людей… А я, наверно, не гвоздь. Стукни по мне посильнее — и скрючиваюсь. Дал еще раз Повидле. Он удивился. Вот ведь что — удивился, а не обиделся, а я чуть не заревел. Фучик бы не заплакал и вообще не так бы себя вел. Пойду-ка я к дяде Саше, летчику.
Я постучал. Между прочим, дядя Саша всегда узнавал, когда я стучу. Я его спросил однажды, как он узнает. Он объяснил: «По характеру. Настырно стучишь. Дядя Гриша, например, как морзянку отбивает. Ангелина Павловна как кошка скребется. Батька твой — уверенно: бух-бух. А ты — настырно: все равно, мол, войду».
— Входи, — сказал дядя Саша.
Я вошел и поздоровался.
— Привет, — сказал дядя Саша, — садись, возьми книжку. Я сейчас письмо кончу, а потом — к твоим услугам.
Он долго писал письмо. Я взял книжку, но не читал. Смотрел на него. Он писал и даже иногда губами шевелил, и морщился, и головой потряхивал, и ручку откладывал и лоб себе тер. Потом кончил писать. Встал, засунул руки в карманы, постоял, посмотрел на письмо, взял его и разорвал.
— Что скажешь? — спросил он.
— Зачем вы письмо разорвали? — спросил я.
Он ничего не ответил. Посвистел, посмотрел на меня как-то странно, открыл ящик стола, достал фотографию оттуда и сунул ее мне под нос.
— Красивая? — спросил он.
— Здорово! — сказал я.
И верно здорово. Не знаю уж, как сказать. Улыбается, а грустная. Волосы рукой поправляет, чтобы не разлетались, и смотрит прямо в глаза.
— Что ты понимаешь, — пробурчал дядя Саша.
— Понимаю, — сказал я.
— Ты же мне ничем не поможжешь…
— А может, и помогу, — сказал я.
— Да, — сказал он, — я знаю, у тебя такой характер — ты помогать любишь…
— Не знаю, — сказал я.
— Любишь. Это уж точно. Только ведь помогать по-разному можно. — Он задумался. — Надо быть… мужчиной.
Вот и у него чего-то стряслось. А не говорит. Наверно, и правильно, что не говорит. И я не стал ему ничего рассказывать. Только спросил:
— А что значит быть мужчиной?
Он засмеялся.
— Ну, наверно, не ныть, не трепаться, не совать нос куда не следует.
— Ага, — сказал я и пошел к двери.
— Слушай, — сказал он вдогонку, — ты все-таки зачем приходил?
— Так, навестить.
Я решительно пошел к Басовой. И решительно позвонил. Дверь мне открыла бабушка, и я вошел.
— Здравствуйте, — сказал я решительно. — Маша дома?
— О-о-о! — запела бабушка. — Наш юный рыцарь! Здравствуйте, здравствуйте, проходите, проходите, очень рады, очень рады, а Машенька еще не приходила из школы.
«Вот лопух», — подумал я про себя, и моя решительность куда-то испарилась.
В переднюю выглянул Машин отец.
— А-а-а! — сказал он. — Семен. Здравствуйте, Семен. Очень приятно, — и он протянул мне руку.
Я оказал, что и мне очень приятно.
— Ну, раз приятно, — сказал папа, — проходите. Маша скоро придет, а мы пока побеседуем.