Не желая, чтобы он сорвался с крючка, я продолжила:
— Хорошо, снова подавай документы в школу. Но не обязательно в эту. Гейб, ты же водишь машину, так что можешь выбрать любую школу в округе.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он выглядел уставшим и похудевшим. Ему никак нельзя было терять в весе.
— Забудь о том, что я говорила, — наконец сказала я. — Но я не хочу, чтобы ты думал, будто с уходом из школы у тебя начнется период спячки.
— Твое право, — пробормотал он.
— Можешь забрать свои слова назад.
— Хорошо, я заберу свои слова назад. Что-то ты очень рьяно взялась за нас, с тех пор как не стала нуждаться в помощи. Ты же теперь сама встаешь с кровати.
— А тебе больше нравилось, как было раньше? Могу успокоить тебя: к соревнованиям по биатлону я пока не готова.
— Хорошо, мама, но должен сказать тебе честно: я устал. Я на пределе. Для меня последний год был катастрофическим. Во-первых, я устал оттого, что меня сделали суррогатным отцом.
Несмотря на ситуацию, я не могла не отметить с гордостью, что он правильно выговорил слово «суррогатный».
— Хорошо, что ты предлагаешь? Отдать Рори тете Джейн? Отослать ее к другим Штейн-Штейнерам?
Гейб еще глубже вздохнул, а потом произнес:
— Нет, но я не хочу заменять Рори отца. А она воспринимает меня именно так.
— Скажи, что тогда делать? Ты ведь знаешь: никто не думал, что все так обернется.
— Пусть она больше времени проводит с бабушкой и дедушкой. Они не работают, все время звонят и спрашивают, нужна ли помощь. Пусть Рори навещает их. Мне не придется повсюду ездить с ней, мне не придется каждый день проверять ее рюкзак, чтобы она не забыла то аппликацию, то еще какую-нибудь ерунду.
Я ощутила отвращение. И сочувствие. Мне хотелось рассказать ему о том, каково это, лежать с введенным в тебя катетером.
— Я сама в состоянии воспитать своего ребенка, Гейб, — отрезала я.
Он не закрыл рта, хотя нам лучше было бы остановиться на этом.
— Ты знаешь, мама, кроме твоего упрямства есть еще кое-что. Ты такая недосягаемая, предмет зависти соседей, прекрасная Джулиана Джиллис. Однако со временем ты вынуждена будешь признать, что мы спустились по социальной лестнице вниз. Ау! Мы больше не победители. У нас не будет приема по случаю Рождества. У нас не будет больше открытых пикников. Мы снимаем жилье. Ты, я и этот несчастный ребенок, которого папочка особенно и не хотел. Мы живем взаймы у жизни. Сводим концы с концами. Нас больше не позовут в гости. Ты заметила, что все твое общение сейчас ограничивается Кейси и Стеллой? Ты ведь знаешь, что говорят о тех, кто потерпел неудачу?
— Ты хочешь назвать нас неудачниками?
Я достала папку документов, которые мне прислали из журнала «Перо».
— Видишь, мои стихи печатают! Конечно, это не дает много денег, но ты должен оценить, что я изо всех сил стараюсь держаться на плаву. Я пытаюсь пробовать и то, и это.
— То, что твое стихотворение напечатали в каком-то скромном журнальчике, который выпускается в чьем-то гараже, еще не говорит об изменениях к лучшему. Уже ничего не изменишь, ничего не вернешь.
— Спасибо за то, что ты так веришь в меня, Гейб.
— Я говорю то, чему меня научила Джанет. Не надо быть пессимистами, но нельзя утрачивать трезвый взгляд на жизнь.
— Если я не буду оптимисткой, то мне останется только пойти и повеситься.
— Да, я понимаю. Но когда я думаю о Каролине, которая сидит там в своем лесу и делает, что ей вздумается, а старина Гейб тут удерживает крепость…
Я заставила себя не злиться, а попытаться посмотреть на ситуацию глазами своего сына. В конце концов, мне не так уж трудно было это сделать. Он ощущал на себе ответственность не по его годам. Может, ему и вправду надо было отдохнуть, как другим детям, до ночи смотреть этот тупой телевизор, а потом вставать поздно утром. Может, ему надо было найти себе, подработку в каком-нибудь магазинчике или на складе. Я знала, что мое собственное унижение толкало меня на резкости. Я планировала для него не такое будущее, какое видела для себя. Он был для меня последней надеждой. Рори росла необычайно застенчивой и робкой, но я тоже верила, что она, как выразилась бы моя мама, порадует своим лоском, когда вырастет. Я мечтала, чтобы Гейб продемонстрировал хорошие результаты только ради одного: ткнуть Лео носом в успех его сына. Я хотела, чтобы в награду за мой тяжелый труд Гейб заткнул за пояс всех.
— Чего бы ты хотел, Гейб? — наконец спросила я, положив руки на колени.
— Отдохнуть, — сказал он. — Всего пару недель, а потом принимать решение.
— Хорошо.
— Мне нужно самому понять, что делать дальше.
Я подумала, что для него это такая же непосильная задача, как сложить в разные стопки джинсы и полотенца. Но я кивнула в знак согласия, и он поплелся в свою комнату. Его рюкзак с тетрадями так и остался лежать на полу.
Рори должна была посещать детский сад. Я, конечно, могла бы забрать ее оттуда, таким образом, облегчив Гейбу работу, но я не стала этого делать. Меня бросил Лео, меня «облюбовал» рассеянный склероз, но это не означало, что все в моей жизни должно лететь кувырком.
Я не могла этого допустить.
На следующий день я поместила в газете объявление. Уже через четыре дня я продала свадебное кольцо своей матери — красивое кольцо с бриллиантом — одной милой паре из Милуоки. На вырученные деньги я купила Гейбу старенькую «тойоту-короллу», но в довольно приличном состоянии (Гейб-старший решил поучаствовать и оплатил стоимость, новых шин). Я связалась с одним из кемпинг-центров в Миннесоте, где для молодых людей организован поход по чудесным местам (например, по болотистым топям Эверглейдса). Пусть Гейб немного придет в себя.