— Ты знаешь, как правильно танцевать вальс? — спросила меня Конни.
— Бог ты мой, Конни, да я не знаю, как правильно ходить. Я давно хотел спросить, откуда у тебя акцент?
— Нет у меня никакого акцента.
— У тебя ирландский акцент, а Кейси говорит…
— Да, я не была в Ирландии тридцать лет, а то и больше, но у меня есть родственники.
Во рту Конни держала портновские булавки. Повсюду в доме стояли солонки на маленьких тарелочках, везде, кроме комнаты Эбби.
— Наверное, я подражала моим тетушкам, сестрам бабушки. Я помню, как мы пересекали океан, когда плыли в Америку…
— Мы эту историю уже слышали, — заметил я. Мы слышали ее более сорока раз.
— Я не знаю этой истории, — вмешалась Тиан.
Я застонал, хотя и не очень громко. Конни шила платье, поэтому мне пришлось выдержать историю «Титаника» еще раз.
— Это был белоснежный лайнер «Титаник», — начала она, вынимая булавки одну за другой изо рта, а я в это время водил в воздухе указательным пальцем, словно дирижируя невидимым оркестром. — Он отправлялся из Англии…
— Я знаю об этом! — воскликнула Тиан, но тут же подпрыгнула на месте с громким возгласом, потому что булавка уколола ее в бок, с той стороны, где платье еще не было застрочено.
— Будь осторожна, малютка, — предупредила ее Конни.
— Но я слышала эту историю. Мы читали о ней в школе. Океанический лайнер затонул на севере Атлантики. Вода была ледяная, меньше нуля…
— По Цельсию, — объяснил я Конни.
— И сотни людей замерзли. В живых никого не осталось. Только одна женщина, но она умерла в прошлом году, — продолжала Тиан.
— Мои прадедушка и прабабушка были на этом корабле, на самой нижней палубе, там, где располагались места для бедных, — нараспев, словно рассказывая стихотворение, произнесла Конни. — Его звали Генри Джидлоу, а ее Констанс Лайт Джидлоу.
— Как красиво, — вымолвила Тиан.
— Да. Они находились там со своими сыновьями Патриком, Майклом, дочерью Бриджит…
— Без Бриджит никуда, — проговорил я, обращаясь к Тиан.
— Помолчи, — укоризненно сказала она.
— И с дочерью Мивой, — продолжила Конни. — Мива подружилась с молодым человеком, у которого тоже была фамилия Джидлоу. Он не был ее родственником, может, очень дальним. Они поженились, когда пересекали океан…
— Но как они могли пожениться?
— Их повенчал священник, который был на «Титанике».
— Он выжил?
— Священник? На корабле было несколько священнослужителей.
— Нет, отец… Ладно, я не запомнил. Конни, но ведь они не поженились по-настоящему?
Даже не знаю, почему мне пришло это в голову. Наверное, что-то в тоне Конни насторожило меня.
— Ну, как раз с точки зрения «по-настоящему» или нет, они были женаты.
— И муж Мивы…
— Он погиб, как и было, суждено любому честному и благородному мужчине в ту ужасную ночь.
— Но она жива? — с мольбой в голосе спросила Тиан. Я заметил, что когда ее что-то увлекало, она начинала несколько небрежно относиться к таким грамматическим мелочам, как правильное употребление времен.
— Да, она выжила. Она и была моей бабушкой, — ответила Конни. — Мива Джидлоу Джидлоу. Она любила говорить, что похожа на Элеонору Рузвельт. Когда та вышла замуж, ей не пришлось менять монограммы на постельном белье, хотя у моей бабушки и постельного белья-то не было, чтобы об этом беспокоиться.
Тиан и я спросили почти одновременно:
— Почему?
— Девичья фамилия Элеоноры была Рузвельт. Это же фамилия великого американского реформатора! Она была больше президентом, чем он. Миссис Рузвельт говорила: «Я — это ноги моего мужа». Чему они вас в школе учат? Она была дальней родственницей Франклина Делано.
— Но все равно не сходится! — внезапно начала возражать Тиан.
— Что?
— Это не тридцать лет назад! Это же получается семьдесят лет назад. Девяносто лет назад.
— Но я не сказала, что была на «Титанике». И я не говорила, что это был последний раз, когда я побывала в Ирландии.
— Значит, вы возвращались туда? — Да.
— На каникулы? — предположила Тиан.
— Нет, чтобы привезти сестер моей бабушки. Они были очень пожилыми женщинами. Я сделала это со своим мужем.
— Его звали Глисоном?
— Да, и, кроме имени, достоинств у него не было. За душой один гребешок для волос. Беспробудный пьяница. Надо было мне взять свою фамилию.
— Но так не принято было в ваше время, — напомнил я.
— Моя девичья фамилия? Мне она больше нравилась. Потому что напоминала о лучших временах, о лучших людях. И она избавила бы меня от воспоминаний о Глисоне. Кто знает, что с ним сейчас. Упокой, Господи, его душу, если он уже умер.
— Конни, он вряд ли умер. Ты слишком молода для мамы Кейси, а тем более для того, чтобы стать бабушкой.
— Ну, мы начинали пораньше вашего.
Разговор становился все интереснее, и у меня не было оснований портить его, но я все равно сказал: