— Выиграла, — объявил Гейб. — Твоя очередь.
— Президенты, которые оставались на второй срок, — пробормотала я, думая, что им не удастся ответить.
— Джефферсон, Клинтон, Джонсон, Рейган, — перечислила Каролина.
Мы замолчали от изумления. Я пришла в себя.
— А как же Рузвельт?
— Не многовато ли? — съязвила моя дочь.
— Нет, как раз.
— Он ведь умер во время четвертого срока, — миролюбиво сказала Кара.
— Твоя очередь, — заявила я.
— Имя победителя забега «Тройная корона», — произнесла Кара. — Я имею в виду лошадь, которая выиграла дерби в Кентукки…
— Я знаю, что означает «победитель забега „Тройная корона“», — бросил Гейб раздраженно.
Прикрыв глаза, я наблюдала, как Гейб присел у моего компьютера и что-то напряженно ищет.
— Секретариат, — выпалила Кара.
— Он был самым быстрым, — заметила я. — Но я бы не назвала его великим победителем.
— Адмирал, — назвал Гейб.
— Вояка, — добавила Кара. Я признала ее победу.
— Хорошо. Твоя очередь выбирать.
— Величайшая пьеса.
— Современная или на все времена? — спросила я.
— Классика, — ответила она.
Мне показалось, что, задумавшись, я заснула, а передо мной шли, как на параде, знакомые названия: «Прошлое лето», «Сон в летнюю ночь», «Убить пересмешника». Я остановилась на последней. Гейб произнес:
— «Иметь и не иметь».
— Кино на букву «Т», — сказала я.
Каролина оставила нас далеко позади, назвав «Трамвай „Желание“».
— Лучшая песня, выигравшая «Оскара», — продолжила Кара. Она сама требовала, чтобы мы признали лучшей песенку из мультфильма «Русалочка». Каролина до сих пор полагала, что «Спящая красавица» — это великая история любви. Я вдруг запаниковала, говоря себе: «Я не имею права подвергать опасности свою дочь. Я ведь уже подумала, что она стала взрослой, но теперь вижу, что она лишь маленькая девочка. Может, не надо мне делать эти уколы и терять время, выпадая из жизни на несколько дней. О Лео, твоя дочь сейчас нуждается в тебе как никогда». Но мы продолжали играть. Я вспомнила, как моя мама всегда повторяла, что ей по душе «Беглец», а не «Три монетки в фонтане». Гейб ответил:
— «Мария».
Я подняла вверх указательный палец и кивнула в знак согласия.
Я заметила, как они посмотрели на меня. Наверное, подумали, что мама наконец-то заснула. Мне было любопытно, что они собираются делать. Кара прикрыла мне плечи и поцеловала. У меня по щеке скользнула слеза, но она не заметила этого, так как поправляла шнур от прикроватной лампы. У меня все болело, и спина, и шея. Хотелось принять болеутоляющее, но я прислушивалась, как они уходят из комнаты.
Гейб спросил:
— Как так вышло, что ты знала всю эту ерунду? Ты все время выигрывала.
— Гейб, потому что я большой специалист по всякой ерунде. Так-то. Я все знаю — вот тебе и ответ.
— Ты раньше не тянула в моих глазах на девушку, знакомую с историей президентов, — признался Гейб.
— Конечно, ты думал, что я простушка без мозгов, но это не так. Я опаснее, чем кажусь на самом деле.
Я не успела напомнить им о том, чтобы они не забыли взять крем против угревой сыпи и открытки-благодарности за подарки ко дню рождения. Я их не поцеловала на ночь. Даже если бы я их поцеловала, то не думала бы, что целую их перед разлукой. Я не спросила, что они планируют делать у Джейн. Не напомнила о том, чтобы они взяли с собой не только джинсы. Им необходим перерыв. Я знала, что даже серое небо над Манхэттеном будет благословением. В тот же момент мне показалось, что поднялась большая волна, огромная, мутная, и я нырнула в нее. Я заснула, а когда проснулась, то мне не суждено было увидеть детей до тех пор, пока Лео не вошел в ту самую дверь, через которую они только что вышли.
Глава девятнадцатая
Дневник Гейба
Первые два дня в автобусе я фактически проспал. Когда я проснулся, мы въезжали в городок Питт в Вермонте. У меня был с собой пакет, на случай если мне станет плохо, настолько больным я себя чувствовал.
Кара не стала делать из моего состояния трагедии и сказала Кейси, которая приехала за нами в шесть утра, что я «всегда такой в это время». Но проведя рядом со мной тридцать часов в дороге, когда от меня шел жар, как от тостера, Кара предложила поехать в какой-нибудь большой город, например в Манчестер, и обратиться в больницу за помощью.
Однако когда я проснулся, то был уже совершенно здоров. Очень хотелось есть. Я съел все, что было в наших двух рюкзаках. Водитель остановился, и я как мог вымылся в какой-то забегаловке с помощью бумажных полотенец и жидкого мыла. Затем купил шесть упаковок апельсинового сока и три длинных батона, игнорируя вечное напоминание дедушки Штейнера о том, что такие батоны выглядят подозрительно и неестественно. Как оказалось, я проспал так долго, что моя сестра успела прочитать «Андерсонвиль» (позже она презрительно заметила: «Я ненавижу литературу!»). Кара схватила два батона и сок.
— Мы почти на месте. Слушай, ты разве что наши носки не съел! — сказала она. — Ты уже решил, что мы скажем людям? О нас.
— Я полагаю, — спокойным голосом произнес я, — что если наш отец там, то он заберет нас в свою хижину и нам не придется сталкиваться с проблемами до конца жизни.
— Ты уже придумал, как добраться до этой «Хрустальной рощи» или «Пещеры», или как там она называется? — Она сверилась с дорожной картой, которую нам насильно вручила Кейси вместе с мобильным телефоном. — Как нам теперь ехать?