В больнице Джек задержался у Рейчел. Он причесал ее и теперь сидел, глядя на ее лицо.
Девочки уже освоились в больнице и сами пошли в кафетерий за прохладительными напитками. Через некоторое время зашла мать Лидии – навестить Рейчел, а заодно забрать Лидию и Шелли. Пришла и ушла Кэтрин, за ней Бен Вулф.
Когда Рейчел кто-нибудь навещал, Джек выходил из палаты. Эти люди были частью ее, неизвестной ему, жизни. И он и они чувствовали себя неловко. Он был паршивой овцой в стаде.
Однако он пересидел их всех. Он помог дежурной сестре искупать Рейчел и сделать ей лечебную гимнастику. Чтобы Рейчел было удобнее лежать, он поправил ей подушки.
– Мы скоро поедем домой, папа? – каждый час спрашивала Хоуп.
Гиневра осталась с Дунканом, и Хоуп хотелось забрать ее к себе. Джек это понимал, однако не торопился уезжать. Рядом с Рейчел он чувствовал себя лучше, спокойнее, чувствовал, что поступает правильно. Но Саманта договорилась ночевать у подруги, а Хоуп бросала на него умоляющие взгляды, и наконец они отправились домой.
Заехав к Дункану, Джек заглянул за покупками в местный супермаркет. Потом загрузил стиральную машину и уселся под секвойями, вдыхая лесной воздух. День выдался ясный и прохладный, воздух был напоен ароматами леса. Пришла Хоуп, и они немного посидели вместе. Джек гладил Гиневру, чувствуя под рукой теплое слабое тельце. Он с облегчением подумал, что кошка не страдает. А Хоуп страдала.
Он накрыл на стол, и они с Хоуп сели ужинать. Джек сказал, что гордится тем, как она ухаживает за Гиневрой. Когда Хоуп расплакалась, он обнял ее. Он не мог придумать ничего утешительного, просто молча держал дочь в объятиях. Когда Хоуп выплакалась, Джек сказал:
– Ну-ка, хочешь мне помочь?
– К-как? – спросила она, уткнувшись в его плечо.
– Мама писала картины. Нужно посмотреть, в каком они виде, а потом сказать Бену, что делать с выставкой.
Хоуп подняла на него глаза. Они были мокрыми от слез.
– В понедельник мама рисовала морских выдр. Хочешь взглянуть?
Он улыбнулся:
– Если ты мне покажешь.
Они пробыли в мастерской час. Рейчел так аккуратно все подобрала, что им нетрудно было разобраться. К стене был прикреплен список полотен, которые она собиралась выставить. Картины, над которыми она работала в день аварии, стояли рядом с мольбертом, остальные были сложены аккуратными рядами. Джек осмотрел каждое полотно. Рейчел писала диких зверей. Кроме морских выдр, здесь был олень, серые киты и арктические волки, белые цапли, куропатки и гагары. Койот глядел прямо в глаза Джеку с таким живым выражением страха и агрессии, что ему захотелось отступить назад.
Чем бы ни работала Рейчел – маслом, акварелью, акриловыми красками или пастелью, – ей всегда удавалось ухватить что-то живое и непосредственное: взгляд, настроение. Неудивительно, что поклонников ее творчества становилось все больше. Откликаясь на озабоченность людей состоянием окружающей среды, Рейчел сумела передать уязвимость дикой природы.
Одиннадцать картин были полностью закончены, но не вставлены в рамы. На семи оставалось дописать задний план, который был едва намечен. К обратной стороне каждого холста были прикреплены этюды и фотографии.
На то, чтобы закончить семь картин, Рейчел потребовалось бы полторы недели. Затем их нужно вставить в рамы. На полу лежали длинные куски багета. Если поторопиться, картины можно обрамить за несколько дней.
Две недели на подготовку к выставке. Если бы художница не лежала в коме, она бы все успела.
Именно это Джек и собирался сказать Бену Вулфу, заехав в воскресенье к нему в галерею. Но прежде, чем он успел открыть рот, Бен провел его в помещение, где в нише висели три картины.
– У нас их было четыре, – объяснил Бен. – Одну продали на прошлой неделе. Другая вообще не продается. Рейчел не хочет с ней расставаться. И я ее понимаю. Это моя любимая картина. – Он указал глазами на холст, и Джек мгновенно его узнал.
Картину, которую не хотела продавать Рейчел и которая нравилась Бену, Джек с Рейчел писали вместе. Пара детенышей рыси резвились на упавшем дереве, на заднем плане была окруженная лесом поляна. Рейчел написала детенышей, Джек – задний план.
– И что вам нравится в этой картине? – спросил Джек.
– Задний план хорошо оттеняет центральное изображение, но он другой, неуловимо другой. На его фоне детеныши рыси выглядят очень эффектно.
– Вы говорили это Рейчел?
– Много раз.
– А что говорила она?
– Что эта картина написана давно. Ну как, картины готовы? Мы будем устраивать выставку?
– Гм… Я думаю… Да, будем, – ответил Джек. Он не знал, как отнесется Рейчел к тому, что он возьмется за кисти и снова начнет с ней сотрудничать.
Когда Джек вернулся домой, ему позвонил Дэвид Санг. Всю неделю Дэвид посылал ему сообщения. Он хотел, чтобы Джек закончил начатую работу, но голова у Джека была занята совсем другим.
– Как дела, Дэвид?
– Джек! Наконец-то!
Джек выглянул в окно. Вечернее солнце освещало вершины секвой, пробиваясь сквозь легкую хвою к покрытым грубой корой стволам. В этой картине было что-то успокаивающее.
– Уже поздно, приятель. – Голос Джека звучал более умиротворенно, чем обычно.
– Так, значит, ничего нового?
– Ничего. А у вас?
– Мне только что позвонили. Флинн ушел к Уолкеру, Янсену и Маккри.
Уолкер, Янсен и Маккри. Конкуренты. Майкл Флинн переметнулся в лагерь противника. Уже третий за полтора месяца.
– Ты скоро кончишь разговаривать? – недовольным тоном спросила Саманта.
Жестом велев ей замолчать, Джек сказал Дэвиду:
– Хорошо. Это мы как-нибудь переживем. На самом деле он прав. Уолкер, Янсен и Маккри строят в основном в Калифорнии, а у Майкла маленькие дети, и ему не хочется постоянно находиться в разъездах.
– Здесь я с тобой согласен. Ну а ты как? Работа не ждет.
– Папа, мне нужен телефон, – заныла Саманта. Он повернулся к ней спиной.
– Я приеду завтра утром.
– Ты говорил с Боккой?
– Да, говорил. Мы должны переделать весь проект. – При одной мысли об этом у Джека засосало под ложечкой. – Послушай, Дэвид. Мне нужно кончать разговор.
– Чем ты там занимаешься? Надеюсь, работаешь над проектом? Девочки ходят в школу, а для Рейчел ты не так уж много можешь сделать.
– Как раз могу. Писать картины. Слушай, моей дочери нужен телефон. Пока. – Он повесил трубку.
– Какие картины? – спросила Саманта.
– Мамины, – ответил он. Ее лицо исказилось от ужаса.
– Не смей до них дотрагиваться. Это мамины картины. Ты их испортишь.
– Я вовсе не собирался их портить. Я собирался… Мне захотелось закончить несколько картин, чтобы Бен смог устроить мамину выставку.
– Маме бы это не понравилось.
– Знаешь картину с детенышами рыси?
– Конечно, знаю. Мамина любимая.
– Верно, – продолжал он. – А знаешь ли ты, что я помогал ее писать?
Уничижительный взгляд Саманты красноречиво говорил о том, что она не только не знает этого, но и не верит ни единому его слову.
– Тебе было тогда всего шесть лет. Мы с твоей мамой ходили в поход в горы. А когда вернулись, мы вместе написали эту картину.
– Если ты ее писал, то почему мама повесила ее в гостиной? Она с тобой развелась. Она хотела навсегда вычеркнуть тебя из жизни!
Саманта выбежала из комнаты, оставив Джека одного.
– Мой отец негодяй, – сказала Саманта Лидии. Она тяжело дышала. – Кто он такой? Явился сюда и командует.
– Мне он понравился.
– Это потому, что он хотел произвести на тебя впечатление. Просто прикидывался.
– Мне показалось, он действительно очень расстроен из-за твоей мамы.
– Да. Потому что, если ей не станет лучше, ему придется возиться с нами. И это осложнит ему жизнь. Почему ты за него заступаешься?