– Да.
– Меня зовут Кэтрин Эванс, я подруга Рейчел. Она попала в аварию. Сейчас она в больнице Монтерея. По-моему, вам надо сюда приехать.
Джек уселся в постели.
– В какую аварию?
– Ее машина вылетела с трассы.
– Где это случилось? Девочки были с ней?
– Нет, она была одна. – У Джека отлегло от сердца. По крайней мере девочки в безопасности. – Это случилось у Роки-Пойнт. Рейчел направлялась в Кармел. Другая машина протаранила ее сзади.
Он спустил ноги на пол. Мышцы живота свело.
– Рейчел жива, – продолжала ее подруга. – Почти все кости целы, но она не приходит в сознание. Врачи боятся, что поврежден мозг.
Джек запустил пальцы в волосы.
– А девочки…
– Они пока дома. Рейчел ехала на собрание нашего кружка книголюбов. Когда она не появилась к девяти, я позвонила ей домой. Саманта сказала, что она выехала в семь, и я позвонила в полицию. Там мне сообщили, что ее машина попала в аварию, и тогда я позвонила Дункану Блаю. Он согласился посидеть с девочками. Не знаю, стоит ли просить его привезти их в больницу. Я не вправе решать такие вещи.
Верно. Это компетенция Джека. Несмотря на развод, он остается отцом девочек. Придерживая трубку плечом, он потянулся за джинсами.
– Я выезжаю. Позвоню Саманте и Хоуп из машины. Джек повесил трубку.
– Невероятно, – бормотал он, застегивая молнию на джинсах и накидывая рубашку. Дела в его архитектурной конторе и на стройке шли из рук вон плохо. Он жил в постоянном кошмаре: утром ему позарез нужно быть одновременно в двух местах. Не говоря уже о Джилл. Сегодня вечером благотворительный ужин, на который она потратила столько сил. Джилл ждала Джека к пяти.
Рейчел попала в катастрофу, но ты больше ей не муж, подсказывало его второе «я». Ты ничего ей не должен. Это она тебя бросила. Но сейчас она в больнице – сначала он поедет в Монтерей и в зависимости от того, что там увидит, решит, что делать с девочками.
Джек плеснул себе в лицо холодной воды и почистил зубы. Через несколько минут он зашел в мастерскую и в смятении подумал: почему я до сих пор называю эту комнату мастерской? Теперь он занимался здесь не искусством, а бизнесом. Его немногочисленные рисунки были погребены под грудами заявок, спецификаций и контрактов.
Джек набил кейс важными бумагами, а портфель – многочисленными вариантами проекта в Монтане и спустился в гараж. Вскоре он уже мчался на своем БМВ по Филберт-авеню. Свет фар разрезал бледно-серую пелену туманной ночи, едва освещая Рашен-Хилл. Джек набрал номер справочной. К тому времени, когда он дозвонился до больницы в Монтерее, он уже ехал к югу по Ван-Несс.
– Говорит Джек Макгилл. К вам недавно поступила моя жена, Рейчел Китс. Я еду в больницу. Могу ли я узнать о ее состоянии?
– Пожалуйста, подождите. – Через несколько томительных минут его соединили со старшей сестрой отделения «скорой помощи».
– Мистер Макгилл? Ваша жена в хирургическом отделении. В настоящее время мы, к сожалению, вам больше ничего не можем сообщить.
– Она в сознании?
– Когда ее забирали, она была без сознания.
– Какую операцию ей делают?
– Подождите минуту.
– Лучше я… – но голос на другом конце провода внезапно исчез, и Джек понял, что у него нет выбора. Когда шесть лет назад Рейчел от него ушла, у него тоже не было выбора. Она сказала, что уходит, и собрала вещи, пока он был в командировке. Он вернулся в пустой, гулкий дом, чувствуя себя таким же выбитым из колеи и беспомощным, как сейчас.
– Мистер Макгилл? – раздался сквозь помехи в трубке мужской голос. – Говорит доктор Каули. Я осматривал вашу жену, когда ее сюда доставили.
– Что ей оперируют?
– У нее сложный перелом ноги, повреждены бедро и большая берцовая кость. Ей вставляют спицы…
– Мне сказали, у нее травма головы, – перебил Джек. – Она не пришла в сознание?
– Нет. У нее отек мозга. Пока мы не можем сказать ничего определенного. Когда вы здесь будете?
– Я только что выехал из Сан-Франциско.
– Значит, часа через два?
– Меньше, – ответил Джек. – Вот номер моего мобильного телефона. – Он продиктовал одну цифру за другой. – Если появятся новости, позвоните мне, хорошо?
Заручившись согласием доктора, Джек быстро набрал другой номер. Но кнопку вызова нажал не сразу. Он не знал, что сказать девочкам.
Они упоминали о Дункане Блае, и не раз. Дункан владел ранчо в том же каньоне, где жила Рейчел. Луг, на котором пасся его скот, располагался выше ее секвойевого леса. И луг и лес раскинулись на склоне хребта Санта-Лусиа, тянущегося вдоль побережья Тихого океана.
Джек питал к Дункану недобрые чувства. Ему не нравилось, с каким восторгом девочки говорят о его хижине, его бороде, его овцах. Не нравилась их ухмылка, когда он спрашивал, встречается ли с ним Рейчел. О да, разумеется, им хотелось, чтобы он ревновал. Но хуже всего было то, что он легко мог представить себе Рейчел с подобным человеком. В горцах действительно есть какая-то грубая привлекательность. Не то чтобы Джек был слабаком. Он был высок. Хорошо сложен. Но он не стриг овец и не стрелял оленей.
Джек нажал на кнопку вызова. Сразу же за первым гудком раздалось торопливое «Алло?». Джек прижал трубку к уху.
– Привет, Саманта. Как вы там?
– Как мама?
– Не знаю. – Он старался говорить как можно более непринужденно. – Я еду в больницу. Только что беседовал с доктором. Маме должны сделать операцию. Похоже, она сильно повредила ногу.
– Кэтрин сказала, что ребра тоже.
– Возможно, но оперировать нужно ногу.
– Папа, мы тоже хотим поехать в больницу, но Дункан отказывается нас везти.
– Он у вас?
– Да, спит в кресле. Я его разбужу. Скажи ему, чтобы он отвез нас в больницу. – Она крикнула в сторону: – Дункан, возьми трубку! Это папа.
– Саманта, – позвал Джек.
Голос Саманты звучал приглушенно:
– Нет, Хоуп, мама не умерла, но твоя кошка действительно может умереть, если ты не перестанешь ее так тискать. Ты ей делаешь больно. – Потом она сказала в трубку: – Хоуп хочет с тобой поговорить.
– Папа? – жалобно прозвучал голосок Хоуп.
Сердце Джека сжалось.
– Привет, Хоуп. Как поживаешь, малышка?
– Я боюсь.
– Маме уже лучше. Я еду в больницу. Там я все узнаю подробнее.
– Приезжай сюда, – попросил тонкий голосок.
– Обязательно приеду, – ответил Джек, – но по дороге я должен заехать в больницу. Когда мы увидимся, я все вам подробно расскажу.
– Скажи маме… – Хоуп запнулась.
– Что, дорогая? Трубку взяла Саманта.
– Она опять плачет. Поговори с Дунканом.
– Дункан Блай слушает. – Голос звучал отрывисто. – Какие будут распоряжения?
– Пока никаких. Дело в том, что мне известно совсем немного. Я буду в больнице через час. Я думаю, что девочек привозить не стоит.
– Я и не собирался.
Раздались протестующие голоса, затем трубку взяла расстроенная Саманта.
– Папа, мы не можем сидеть здесь просто так, пока она в больнице. Она нам все-таки мать.
– Ее оперируют, Саманта. Даже если ты приедешь в больницу, тебя к ней не пустят. Послушай, если ты и вправду хочешь чем-нибудь помочь, успокой сестру. Похоже, она сильно расстроена.
– А я, по-твоему, нет?
За резким тоном дочери Джек уловил глубоко спрятанную тревогу. Но Саманта – это не Хоуп. Пятнадцатилетняя Саманта вела себя на все тридцать – маленькая всезнайка, которая сердилась, если с ней обращались как с ребенком. Тринадцатилетняя Хоуп была очень чувствительной и молчаливой. Саманта задавала вопросы, Хоуп улавливала малейшие нюансы ответов.
– Знаю, ты тоже расстроена, – сказал Джек, – но ты старше. Единственное, что ты можешь сделать сейчас для мамы, – это успокоить сестру. И постарайтесь хоть немного поспать.
– Ладно, – пробормотала Саманта.