«И всегда он присоединится ко мне! Ребята стали насмехаться, говорят, что я взялся его перевоспитывать. Прельстил, вишь, его, поделился едой, так теперь он каждый день становится рядом, знает — и ему что-нибудь перепадет из кошелочки».
— Ну и что, пускай посылают! — сердито посмотрел Анатолий. — Если потребуется, то и будем копать.
— Помогут они, рвы… Читал, что в листовках пишут? «Придут наши таночки и зароют ваши ямочки…» Ха-га!..
— Чего радуешься?.. Брехню написали, а ты веришь.
— Эге, брехню… — ухмыльнулся Васька. — Слышал, какие у них танки?
— Какие?
— Вон как школа!
— Брехня брехней! Не бывает таких танков.
— Я не видел. Люди говорят.
— Вот такие и говорят, как ты.
— Да разве я что… Я не о том. Осточертело уже здесь пропадать.
Анатолий с презрением посмотрел на него и отвернулся.
Обедать сел вместе с ребятами. Выложили из кошелок, котомок, узелков все, что каждый с собой взял, ели сообща.
Васька долго ходил вокруг мальчишек, но никто не пригласил его в компанию. Тогда он побрел к выездной лавке, купил там булку, кружок колбасы, бутылку лимонада и устроился за кустом.
Еще не все и пообедали, как на южном горизонте показалась маленькая черная точечка. Первым заметил ее из-под куста Васька.
— Смотрите, летит! — закричал он, чуть не подавившись колбасой.
Все повернули головы в ту сторону, куда он показывал пальцем.
Точечка все увеличивалась и увеличивалась, постепенно вырисовываясь в самолет.
— Немецкий! Рама! — сразу закричало несколько человек.
Женщины и девушки побежали к кустам.
— Не бойтесь! — закричали им ребята. — Это разведчик. Он не стреляет.
Самолет и в самом деле не стрелял. Даже не снизился. Высоко покружил над дорогой, над мостом, пролетел вдоль рва и повернул туда, откуда появился.
Анатолий возмущался: почему разрешают так свободно летать здесь, в тылу, вражеским самолетам? Почему не посылают истребителей, чтоб их сбивать? Почему молчат зенитки?..
С утра но дороге мчались военные машины, ехали в Полтаву беженцы на крытых фанерой и брезентом подводах, погонщики гнали на восток стада коров и отары овец. Потом к обеду движение приостановилось. Разве что изредка проедет подвода из соседнего села, пронесется велосипедист или пройдет пешеход. Что бы это значило? Ведь раньше такого не случалось. И вчера и позавчера дорога целый день была запружена.
В полдень с востока донеслись далекие орудийные выстрелы.
Прислушались. Подумали — зенитки.
Вскоре на дороге появился всадник. Пригнувшись к гриве, бил сапогами взмыленного вороного жеребца.
На перешейке возле рва остановился.
— Немцы! Немцы идут!.. — закричал истошно.
Услышав крик, от неожиданности люди словно оцепенели…
Высокий, худой, как сухая вобла, милиционер, распоряжавшийся среди работающих, вмиг оказался возле всадника.
— Чего орешь? — крикнул сердито.
— Говорю, немцы идут! — повторил всадник немного потише. — Бегите!
— Ты кто такой? А ну слезай! — Милиционер схватил коня за уздечку.
— Погонщик я. Из Вил.
Вокруг быстро собралась большая толпа.
— Проверьте документы, — посоветовал кто-то.
— Граждане, идите по местам! — обратился милиционер к народу. — Сам разберусь.
Но к совету прислушался: спросил у всадника паспорт.
— У, батюшки! — ударил тот себя по коленям. — Разве ж и так не видно, кто я? Не теряйте время попусту. Бегите скорее!..
— А ну замолчи, не паникуй! — прикрикнул на него милиционер. — Говорю, паспорт давай!
Всадник сунул руку за пазуху, вынул вчетверо сложенный лист бумаги, протянул милиционеру:
— Вот справка колхозная. Нам паспортов не выдают.
Милиционер долго читал написанное на бумаге, внимательно рассматривал печать и штамп, наконец возвратил справку.
— Все правильно… Поезжай! Да больше паники не наводи, а то…
— Родимый мой, — сложил всадник руки на груди, — никакой паники я не навожу, правду говорю: немцы близко. Уже Покровскую Богачку заняли. Не слышите — громыхает? Из танков бьют.
— То наши стреляют — практикуются, а ты испугался.
— Если бы наши, не убегал бы… Как ударили по стаду, с десяток коровок упало. Потом по погонщикам стали строчить из пулеметов или черт их знает из чего. Мы и дали стрекача, кто куда…
Тревожно загудела толпа. Одни верили всаднику, другие не верили, однако все были взволнованы.
А потом вслед за погонщиком примчался на мотоцикле вспотевший, запыленный старшина-связист. Не выключая мотора, он наклонился, опершись одной ногой в землю, лихорадочно забегал глазами по толпе.