Володя Струк, блуждая по лубенскому базару, вспоминал прошлое и глотал слюну. Теперь исчезли с базара прежние чудеса, вместо них появились черные, твердые, словно головешки, буханки хлеба, за которые хозяин душу требовал; жмыхи и неизменный спутник каждого народного несчастья — кукурузные лепешки.
Торговля идет, как здесь говорят, «зуб за зуб»: ты мне — сорочку, полотенце, брюки или шинель, я тебе — ломоть хлеба. Появились немецкие деньги — оккупационные марки. Их неохотно берут: а вдруг завтра окажется, что они фальшивые?
Володя идет по базару, оглядывается по сторонам. Вон дядька прибивает к фанерной постройке вывеску «Ресторан», кто-то натянул брезентовую халабуду, показывает «человека-жабу». У Володи нет денег на вход в халабуду, он смотрит в щель: там и в самом деле показывали человека, похожего на жабу: такие же вытаращенные глаза, такие же челюсти, напоминающие жабры…
Часто базар оцепляли полицаи во главе с гитлеровским патрулем. Ловили окруженцев, тех, кто не имеет документов, подозрительных и разных «бродяг». Тогда базар начинал разбегаться, визжать, прятать свои пожитки; люди были похожи на цыплят, на которых неожиданно напал коршун. Один только Володя и такие, как он сам, мальчуганы никогда не прятались, не визжали. Они, словно мелкая рыбешка, сами заходили в раскинутые сети и так же беспрепятственно выходили из них. Больше того, в возникшей суматохе легко было прихватить из миски пару лепешек и проглотить их с молниеносной быстротой.
Но сегодня Володе не пришлось осуществить свой ежедневный маршрут — возле базара его перехватили Анатолий Буценко и Борис Гайдай. Хотя Борис и Володя ровесники, Борис намного выше и солиднее. Смерив с головы до ног низенького, худощавого Володю, Борис спросил:
— Володька, ты снова за свое?
— Что я плохого сделал? — уставил глаза на Бориса удивленный Володя.
— Как что? Разве подобает пионеру шастать по базару и такое вытворять?
— Теперь все шастают, даже взрослые, — спокойно ответил Володя. — А разве подобает пионеру голодать?..
До сих пор Володя был твердо убежден, что никто из знакомых не знает, где он по целым дням пропадает и как добывает себе кукурузные лепешки. А оно вон что…
— Ну хорошо, прощаем, — уступил Борис и посмотрел на Анатолия. Анатолий кивнул головой, мол, согласен на амнистию пионеру Володе Струку. — Знаем о твоем имущественном и семейном положении… Как отец? Ничего о нем не слышно?
— Не слышно, — нахмурился Володя.
— Значит, где-то воюет, — решил Борис. — Вернется, когда фашистов разобьют.
— Когда ж их разобьют? Что-то долго не разбивают…
— Потерпи немного… Конечно, если мы все, вместо того чтоб помогать нашим воевать с фашистами, будем по базарам слоняться, лепешки у женщин таскать, тогда, конечно, долго еще придется ждать…
— Надо ж как-то жить…
— Ну, знаешь, Володя, — вмешался в разговор Анатолий, — не тебе повторять чужие слова! «Надо ж как-то жить»! Не «как-то», а по-настоящему. Знаешь, как надо жить по-настоящему?
— Не знаю, — чистосердечно признался Володя.
— Пойдем с нами, научим.
И ребята пошли с базара в Осовцы, где жил Володя.
Это был типичный пригород, где мирно уживались город и деревня: электрические и радиопровода висели рядом с подсолнухами в огородах, ноготками, мятой, пижмой в палисадниках и стогами сена во дворах. Володина хата стояла на отшибе, над оврагом, заросшим вездесущим вьюнком и терновником. Во дворе также возвышалась копна сена — это Володя накосил летом травы для своей козы.
Когда ребята вошли во двор и убедились, что никого вблизи нет, Борис сказал:
— Лучшего места нам и не найти.
— Да, — подтвердил Анатолий, — лучшего не найти.
— Для чего вам понадобилось место? Секрет? — обиженно спросил Володя.
— Секрет, да еще какой! — заявил Борис. — Умеешь держать язык за зубами?
— Пускай меня покусает бешеная собака… — поклялся Володя; он уже сгорал от любопытства.
— Поклянись, что не выдашь тайну даже под страхом смерти.
Володя даже задрожал.
— Чтоб я издох…
— Не так, — перебил его Борис. — Клянись именем своего отца.
— Клянусь именем своего отца.
— Не так, — снова перебил Борис. — Говори: «Клянусь именем своего отца, советского танкиста, который с оружием в руках на фронте защищает Советский Союз».
Володя начал быстро повторять слова клятвы, но Анатолий вдруг прервал его и сурово сказал: