Хараши оторопело протянул ей крекер. Воэн стряхнул с себя оцепенение и без обиняков выпалил:
— Откуда ты знаешь наш язык?
— Да у нас в Таори все знают. С тех пор, как приплыл Пенгвил и научил нас. Это было три дня назад. Мы так надеялись, что вы прилетите. В Риру все полопаются от зависти! Но мы разрешим им навестить нас, пока вы здесь, если они хорошенько попросят.
— Пенгвил… Типично данникарское имя, — пробормотал Балдингер. — Но они и не слышали об этом острове, пока я не показал им нашей карты! Не могли же они пересечь океан в своих жалких пирогах! Ведь здесь преобладают восточные ветры, а квадратные паруса…
— О, лодка Пенгвила может идти против ветра, — засмеялась Миерна. — Я сама видела. Он нас всех покатал на ней. И мой папа уже строит такую же, только лучше.
— Зачем Пенгвил приплыл к вам? — спросил Воэн.
— Посмотреть, как мы тут живем. Он из местечка Фолат. У них в Данникаре такие потешные названия, да и одежда, ведь правда?
— Фолат… Да, помню — поселок к северу от нашего лагеря, — сказал Балдингер.
— Но туземцы не бросаются очертя голову в неизвестный океан просто так, из любопытства, — выдавил я.
— Эти еще как, — ухмыльнулся Хараши. От умственного напряжения вены на его лбу набухли. Здесь таились огромные возможности для торговли, еда и текстиль и особенно блестящие поделки туземцев. В обмен же…
— Нет! — выкрикнул Воэн. — Я знаю, о чем вы думаете, торговец Хараши. И я не позволю привезти сюда машины.
Великан еле сдержал себя:
— Кто сказал, что нет?
— Я сказал. Как полномочный представитель Федеральных властей. И я уверен, что Совет подтвердит мое решение.
В душном влажном воздухе Воэн даже вспотел.
— Мы никогда не рискнем дать им машины!
— Что такое Совет? — спросила Миерна. Тень тревоги упала на ее лицо. Она придвинулась поближе к своему чудовищу.
Хотя я сам был озабочен, пришлось погладить ее по голове и прошептать:
— Тебе нечего об этом тревожиться, малышка!
Чтобы отвлечь ее мысли, да и свои собственные, я добавил:
— Почему ты зовешь этого красавца дроматерием? Ведь это не настоящее его имя?
— Конечно, нет, — она сразу позабыла свои заботы. — Это яо, а его настоящее имя… В общем я зову его «большеногий, пучеглазый, самый сильный из зверей». Это я сама придумала. Он мой, и я его очень люблю.
Она потянула за один из усиков, и животное довольно заурчало.
— Пенгвил рассказывал нам о дромадере, который живет на Земле. Он волосатый и робкий, на нем возят вещи, и он тоже пускает слюни, как яо. Поэтому я и решила, что это хорошее английское имя. А разве нет?
— Очень, — сказал я слабым голосом.
— Что вы там говорите о дромадерах? — спросил Воэн.
Хараши запустил пятерню себе в волосы.
— Да, — сказал он. — Вы знаете, как я люблю Киплинга. Так вот, как-то вечером я прочитал туземцам несколько его поэм. Кажется, одна из них была о дромадере, о верблюде. И Киплинг им явно пришелся по вкусу.
— Настолько, что, раз прослушав, они уже помнят поэму наизусть и разнесли ее в первозданном виде по всему побережью! А теперь она пересекла океан, и ее знает весь остров.
Воэн просто задохнулся от изумления.
— А кто объяснил ей, что названия крупных первобытных животных на языке землян часто кончаются на «терий», что значит «зверь»? — спросил я.
Никто не знал, но было ясно, что кто-то из натуралистов походя упомянул об этом. А пятилетняя Миерна подхватила термин у странствующего матроса и применила его абсолютно правильно! Ведь несмотря на усики и фасеточные, как у насекомых, глаза яо вызывал явно палеонтологические ассоциации.
Через несколько минут лес кончился, и мы вышли на широкий луг, сбегавший к морю. На его сверкающем фоне темным силуэтом рисовались очертания деревни — остроконечные крыши домов из дерева и тростника несколько другого типа, чем в Данникаре, но такие же изящные и приятные для глаза. Освобожденные от снастей лодки были вытащены на песок рядом с развешанными на просушку рыболовными сетями. Неподалеку от берега стояла на якоре еще одна лодка, почти корабль. Ярко выкрашенный корпус благородной формы, на корме — спаренные рулевые весла, тканые паруса — все было так необычно по сравнению с тем, к чему мы привыкли на нашей несчастной сверхмеханизированной Земле. Но лодка была оснащена по всем правилам корабельного искусства, а на берег ее, по-видимому, нельзя было вытащить из-за глубоко сидящего киля.
— Я так и думал, — проговорил Балдингер срывающимся голосом. — Пенгвил пораскинул мозгами и выдумал парусную оснастку. Очень практичная конструкция. На такой можно пересечь здешний океан за неделю или около того.
— Он разработал и правила навигации, — подметил Лежен.
Жители деревни, не заметившие, как садился наш гравитолет, побросали свою примитивную утварь — валки для стирки, горшки и миски, прялки, гончарные круги — и кинулись к нам. Все были одеты так же просто, как Миерна. Несмотря на крупные головы, не выглядевшие, однако, безобразно большими, непривычные для человеческого глаза кисти рук и уши да слегка отличающиеся пропорции тела, на женщин было приятно взглянуть. Даже слишком после года монашеской жизни. Безбородые длинноволосые мужчины оказались красивы под стать женщинам, и те и другие были грациозны, как кошки.
Они не шумели и не толпились без толку. Было тихо и торжественно, только на берегу кто-то заливисто играл на рожке. Миерна бросилась к седому мужчине, схватила его за руку и вытянула вперед.
— Это мой папа, — радостно залепетала она. — Сейчас его зовут Сарато. Его последнее имя нравилось мне больше.
— Надоедает, когда тебя все время зовут одинаково, — засмеялся Сарато. — Добро пожаловать, земляне. Вы оказываете нам большую… лула… Прошу прощения, мне не хватает слов. Ваше посещение — большое счастье для нас.
Его рукопожатие — наверное, Пенгвил рассказал им об этом обычае — было крепким, и он смотрел нам прямо в глаза с уважением, но без подобострастия.
Данникарские общины передали те немногие функции управления, в которых они нуждались, специалистам, избираемым на основе принципов, суть которых до нас так и не дошла. Здесь же, судя по всему, не делалось даже малейших сословных различий. Нам представляли всех по роду занятий: охотник, рыбак, музыкант, пророк (насколько я понял смысл слова «нонало») и тому подобное. Мы обнаружили то же отсутствие всяческих табу, что и в Данникаре. Зато в Таори действовали чрезвычайно изысканные правила этикета, соблюдения которых от нас, естественно, никто не ждал.
Пенгвил — мощного сложения юноша в тунике данникарского покроя — приветствовал нас. В том, что он прибыл именно в Таори, не было никакого совпадения: деревня расположена почти точно к востоку от его родного побережья и имеет лучшую якорную стоянку на всем острове. Ему отчаянно хотелось показать нам свою лодку. Я уступил его умоляющим взглядам, и мы сплавали к ней.
— Отличная работа, — сказал я совершенно искренне, взобравшись на палубу. — Есть только одно замечание. Для плавания вблизи берегов неподвижный киль не нужен.
Я описал, устройство подъемного киля.
— Вот так, — закончил я. — Тогда она сможет подходить вплотную к берегу.
— Да, Сарато уже додумался до этого. Он даже начал строить свою собственную лодку по этому принципу. Он еще хочет отказаться от рулевых весел и укрепить вместо них плоский кусок дерева посредине кормы. Это правильно?
— Да, — ответил я, с трудом скрывая изумление.
— Вот и я так подумал, — улыбнулся Пенгвил. — Поток воды так же легко делится на две струи, как и воздушный. Мистер Исихара объяснил мне законы сложения и разложения сил. Это-то и дало мне мысль построить такую лодку.