— Да, честно говоря, мне не о чем рассказывать. Обычная семья, влачащая жалкое существование на те копейки, что выдавали на заводе родителям. Когда мне стукнуло четырнадцать, родителей сократили, и наше положение еще более ухудшилось. Я старался хоть как-то помогать матери и отцу, поэтому с четырнадцати сам начал подрабатывать. Из-за этого пришлось бросить мечту поступить в университет, так как времени и сил хватало только на работу. — Никита провел пальцами по спутанным волосам и взглянул на меня. — Эй, не смотри на меня таким грустным взглядом, — усмехнулся парень, но у самого в глазах витала обеспокоенность и обреченность.
А мне и правда, стало грустно. Я никогда не понимала, почему хорошие люди не живут, а выживают. На их пути постоянно возникают какие-то преграды, жизнь то и дело подливает масло в огонь и кажется, что единственным выходом из всей этой путаницы может стать только смерть. Но ведь никто не знает: означает ли смерть облегчение. Может, за занавесом людей ждут еще большие трудности, совсем не связанные с пытками в Аду.
— Мне просто жаль, что ты так рано повзрослел. Я считаю, что детство должно быть у каждого человека, и неприемлемо, когда кто-то силой отбирает эту самую счастливую пору жизни.
Я вспомнила свое детство. У меня оно действительно было счастливым. Никаких забот, волнений, грусти… только радость и хорошие моменты. В груди что-то кольнуло при воспоминании о нашем с Димой детстве. Но, наверное, мне стоит радоваться хотя бы тому, что оно у меня было. Некоторые люди лишены простого счастья с раннего возраста. И, что самое печальное, это детское счастье не восполняется у них даже во взрослой жизни. Неужели определенные люди обречены на бесконечное страдание? От этих мыслей у меня мурашки пробежались по коже, и я непроизвольно поморщилась.
Грустно.
— Хм, к сожалению, мы не в силах противостоять таким неприятностям жизни, — произнес Никита и улыбнулся, явно не желая продолжать заострять внимание на своей жизни. — Лучше ты о себе расскажи.
— О, — смутилась я. — Даже не знаю, с чего начать.
Я сделала глоток чая, приводя мысли в порядок. После его грустной истории совсем не хотелось говорить, как у меня все было хорошо в жизни, до настоящего времени. О детстве говорить совсем не хотелось, так как это выглядело бы эгоистично, пожалуй. А настоящее — вообще мрак, который я пытаюсь упрятать в своей душе и не поддаваться страданиям. И рассказать что-то о последних событиях — значит вытянуть этот мрак наружу. За мраком последуют, я уверена, слезы. Поэтому я решаю в двух словах рассказать Никите о родителях, чем они занимаются и все в том же духе.
— Люблю поезда, — мечтательно уставился Никита в свой еще нетронутый чай, когда я упомянула о работе матери.
— Я тоже, хотя ездила на поезде лишь пару раз. Мы с нашего городка никуда не выбирались в основном. Летом — походы загород; зимой — лыжи в руки и в какой-нибудь парк. И так всегда. Но не могу сказать, что жалею о несбывшихся мечтах о море. Родители научили нас любить то место, где мы живем. Потому что люди часто хотят куда-нибудь уехать, начать "новую" жизнь, они люто ненавидят место своего рождения. И знаешь, я никуда не хочу уезжать и я рада, что этому поспособствовали родители. Ведь что бы ни происходило в стране, мало что изменится, если ты просто ее покинешь. Ты просто обведешь себя вокруг пальца на некоторое время, претворишься иностранцем, а в крови все равно останется дух родной земли.
— Не соглашусь с тобой, — улыбнулся Кит, подперев подбородок руками. — Ведь уехав, действительно можно начать новую жизнь, без каких-либо кавычек. Ведь именно из-за ситуации в стране некоторые люди едва сводят концы с концами и не удивительно, что они хотят покинуть ее. Может там, за рубежом, их ждет нечто большее, лучшее, хорошее.
— Возможно.
— У тебя слишком идеализированные представления о жизни, Май.
Его слова укололи меня, но я не подала вида. Возможно, Никита прав, и я во многом ошибаюсь, но не могу сказать, что у меня действительно идеализированные представления об окружающем мире. После несправедливой смерти брата, жизнь кажется мне вообще коварной сволочью.
— Думаю, нам стоит сменить тему, иначе наш разговор перерастет в спор, — предложила я, отпивая из чашки.
— Как пожелаешь, — доброжелательно улыбнулся Кит.
— Расскажи мне, как ты познакомился с ребятами, если это, конечно, не большой секрет.
— О, это долгая история. Кстати, может, прогуляемся?
Никита приподнял брови в ожидании моего ответа. Я посмотрела на недопитый чай и пожала плечами: а правда, на улице вроде бы хорошая погода и можно где-нибудь побродить, подышать свежим воздухом и, наконец, облегчить душу. Через несколько секунд я утвердительно кивнула на его предложение и отправилась в свою комнату, чтобы переодеться, попутно думая о том, как же здорово, что Кит здесь. Что ни говори, но мне приятно находиться в его обществе.
Мигом переодевшись в джинсы и теплый свитер, я спустилась вниз. Кит уже полностью готовый стоял возле двери, засунув руки в карманы пальто. При виде меня он улыбнулся, и я не смогла сдержать улыбки в ответ, правда тут же смущенно отвернулась. Как дите.
Когда мы вышли на улицу, я набрала в легкие побольше морозного воздуха и шумно выдохнула: как же хорошо! За ночь немного подморозило, а сейчас вовсю светит солнышко, отчего совсем не чувствуется холода. Никита же наблюдал за моими движениями, и я заметила краем глаза, как он улыбается, выпуская клубы пара изо рта.
— Куда пойдем? — спросила я.
— А куда ты хочешь?
Я пожала плечами:
— Можно на озеро. Там очень красиво.
Никита кивнул, и мы не спеша побрели по дороге сквозь соседские дома и спящие ледяные деревья на озеро. При ходьбе под ногами едва слышался хруст снега, коего на земле было всего ничего. А стоило поднять голову кверху, как можно было увидеть синее небо, поражающее своей глубиной. На всей улице было тихо и спокойно, лишь естественные звуки природы дополняли эту картину блаженства. Мы шагали с Никитой бок о бок, а когда я умудрилась поскользнуться буквально на ровном и даже не скользком месте, парень тут же подхватил меня, и оставшийся путь во избежание очередных моих падений, мы шли под руку. Наверное, я становлюсь особенно неуклюжей лишь при его присутствии.
— Как здорово! — не сдержала я восторга, когда перед нами открылся чудесный вид на озеро, которое заметно покрылось тонкой кромкой льда у берегов, в отличие от моего похода сюда в прошлый раз. Лишь в центре вода оставалась нетронутой и продолжала сиять на солнце. На берегу не было ни души, только абсолютно дикая природа, нетронутая даже отпечатками ботинок человека. Но нам с Никитой предстояло нарушить эту идиллию.
Мы спустились с небольшого пологого склона, оставляя на нетронутой снежной корке следы. Я обернулась, чтобы рассмотреть их, и улыбнулась: два огромных отпечатка ботинок Никиты и какого-то гнома.
— Даже не верится, что где-то на том берегу, чуть поодаль от озера стоит это дерьмо. — Нахмурился Никита, нелестным словом прерывая всю сказочную атмосферу.
— Ты про что?
— Про клуб.
Я проследила за взглядом парня, и уставилась в ту точку, в которую смотрит он. Но увидела лишь заросли сплетенных между собой деревьев. После я начала рассматривать весь противоположный берег в поисках остатков костра с того вечера. Но, естественно, это было бесполезным занятием, так как прошло достаточно времени, и погода менялась с неукротимой силой: то снег, то дождь; то тепло, то холодно.
— Так, я внимательно слушаю тебя, — отвлеклась я. — С самого начала со всеми подробностями!
Никита рассмеялся:
— О, мне уже страшно от того, что к концу рассказа у меня может отвалиться челюсть.
— Не переживай, если что, я ее подлатаю, — усмехнулась я.
— И так, с чего бы начать, — протянул Никита, проводя рукой по подбородку в задумчивом жесте.
Потом он неторопливо зашагал вперед, а я же оставалась позади, засунув руки в карманы и наблюдая за его плавными движениями.