Я ловила каждое слово, сказанное Ярой, и мысленно повторяла одно и то же: «Нет, нет, нет». Этого не может быть, но… все так четко складывается, что иного сценария лучше придумать и нельзя. Так неужели Денис…? Я категорически отказывалась верить в то, что мой мозг собрал в, казалось бы, единый паззл.
— Как ты думаешь, почему он не сказал мне о смерти Димы? — Ярослава подняла на меня свои красные глаза.
— Ярослава, ты не думаешь, что Денис мог… мог отомстить Диме за то, что с тобой случилось?
Девушка опустила голову и прикрыла глаза ладонями. Я поняла, что с нее на сегодня хватит потрясений. Слишком уж много информации за короткое время на нее свалилось. Отчасти, я почувствовала свою вину, но на данный момент меня занимали совершенно другие мысли. Я думала, что когда узнаю, кто жестоко убил моего брата и лишил будущего нашу семью, я найду этого человека и задушу собственными руками. Но, что в итоге? Сейчас я чувствую смятение и тошноту; недоверие и сомнение в отношении собственного рассудка. Меня накрыло странное безысходное спокойствие. Возможно потому, что часть меня до сих пор не желает верить в то, что на самом-то деле имеет право на существование.
Денис то уводил меня в сторону, указывая на Руслана, то предупреждал, что мои поиски могут закончиться чем-то плохим для меня. Последнее вполне себе можно воспринять как угрозу. Но в то же время он помогал нашей семье в самое трудное для нас время. Он был рядом со мной, когда мне было плохо. В конце концов, он был лучшим другом моего брата. Неужели в одном человеке может скрываться две личности: преданный друг и убийца?
Я сжала пульсирующие виски пальцами; голова была готова расколоться на несколько частей от того бардака, что в ней творился, после сегодняшнего разговора. Я почувствовала острую необходимость в душе и сне. Первое помогло бы мне смыть всю грязь, налипшую на меня за все время пребывания здесь, а второе — привело бы в порядок мои мысли, чтобы я здраво могла смотреть на вещи и только тогда, подтверждать или опровергать собственные теории.
Да и какие к черту теории? Любое обвинение не имеет никакой силы, когда под ним нет существенных доказательств.
— Ярослава, что с тобой, детка?
Прямо над моей головой пронесся достаточно высокий голос, с обеспокоенными интонациями. Даже не открывая глаза, я сразу поняла, что попала: Крыса пришла за Ярой.
— Кто эта девушка? — она с недовольством посмотрела на меня.
А Андрей правду говорил: эти маленькие, почти темные отверстия вместо глаз, и чересчур длинный нос придавали ей сходство маленькому зверьку.
— Она чем-то обидела тебя?
Ярослава покачала головой.
— Валентина Иосифовна, все хорошо. Это моя подруга.
Женщина в медсестринских одеждах, так неудачно сидевших на ней, отчего была видна каждая складочка ее несовершенного тела, с сомнением проделывала дыру в моей голове.
— Я не знала, что у тебя есть еще подруги, кроме Лизочки. И вообще, милая, — уже обратилась она к Яре, — ты же знаешь, что тебе сейчас любое беспокойство, даже самое незначительное, только может нанести вред. А ты, я вижу, чем-то расстроена.
— Я просто устала, Валентина Иосифовна.
Но Крыса пропустила ее слова мимо ушей и снова уставилась на меня, прищурив свои глазенки, отчего они стали похожи на щелки:
— Я думаю, вам не стоит приходить сюда больше, — ледяным тоном произнесла она. — Я отвечаю за Ярославу и ее душевное спокойствие. Дабы она быстрее выздоровела, ей не следует встречаться с людьми, которые, так или иначе, причиняют ей страдания. Вы меня поняли?
От тона ее голоса, мне стало не по себе, но я все же кивнула, а затем достала из рюкзака одну из принесенных мною фотографий и положила ее в книгу, которую Яра до сих пор держала у себя на коленках. «Анна Каренина». Забавно.
Крыса лишь презрительно посмотрела на мои действия, но не стала отбирать у Яры книгу и проверять, что я ей туда засунула.
Прежде чем уйти, я попрощалась с Ярославой:
— Прости, что так вышло. И знай: я уверена, что в глубине души, он любил тебя.
Затем я развернулась и побрела прочь, еще некоторое время слушая рыдания девушки и скрипучие, неловкие утешения медсестры.
Как я добралась до дома — я не помню, и не желаю вспоминать. Единственное, чего я хотела в тот момент, это отдыха.
Но как только я вышла на своей остановке из автобуса и практически добралась до калитки нашего забора, я увидела знакомую ухмылку и настороженные глаза, внимательно впившиеся в мое лицо:
— Привет, Майя.
Глава девятнадцатая
Глава девятнадцатая *
Я не планировал убивать человека.
Не то, чтобы я был против убийств, пыток и прочих, на взгляд большинства людей, «ужасных и бесчеловечных» действий. Я просто относился к таким вещам безразлично, нейтрально. Меня никогда не трогали новости о том, что где-то разбился самолет, на борту которого было около семидесяти детей, или, допустим, в какой-нибудь стране третьего мира целая деревня умерла от голода. Я был сторонником естественного отбора. Слабым людям нет места среди здоровых и сильных. Что касается случайностей, а именно всевозможных катастроф, в которых погибает не одна сотня людей, то и это являлось нужным, на мой взгляд, актом чистки нашей планеты.
Да, я безразлично относился к убийствам. Но то, что произошло, на некоторое время выбило меня из колеи.
Говорят, что некоторые серийные убийцы сразу же после совершения ими первого в своей жизни акта лишения жизни другого человека, ощущают триумф, неописуемое удовольствие, и даже эрекцию.
Что испытал я, когда узнал, что мой противник мертв?
Я ощутил неописуемый страх того, что меня поймают, и мне придется сидеть за решеткой, пожалуй, значимую часть моей оставшейся жизни. А так, как я не планировал убивать, сей факт казался мне еще и чертовски подлым. Тем не менее, в скором времени страх перед наказанием сменился удовольствием: все-таки как же хорошо, что по странным стечениям обстоятельств, случилось именно так, — противник отправился в мир иной.
Я действительно не хотел убивать. Но однажды убив, стал сильнее.
И так, с чего же начинается моя история?
Нет-нет, меня не избивал и не насиловал папаша-алкоголик, и, представьте себе, я не испытывал желание выпустить кишки дворовым кошкам или плешивым псам, да я даже не мастурбировал на кровавые сцены из кинофильмов про маньяков. Просто однажды в моей жизни что-то пошло не так. И не тогда, когда я понял, что люди, окружающие меня, самое настоящее дерьмо, от которого неплохо было бы избавить мир, а тогда, когда я совершенно этого не ждал. Как это бывает… странно, однако: вроде бы ко всему привык, ничто тебя не «торкает», разумеется, кроме парочки граммов крэка и любимого Святого Патрика[1], и вот, одним прекрасным днем что-то внезапно обрушивается тебе на голову. Поверьте, лучше бы это был кирпич или килограммовая, острая как иголка, сосулька. Но нет, друзья мои. Это оказалась любовь.
Пресловутая, банальная, типичная, обычная причина, однако, удивительная для меня, человека, который, собственно, относился ко всему безразлично. Люди же дерьмо, помните?
И все же, как есть, я влюбился.
Не имеет значение, как и где это произошло. Важен сам факт случившегося.
Я помню, как мое тело накрыла некая эйфория, разум пришел в полную негодность, отчего я готов был вытворять невесть что, как то: выполнять все ее прихоти, ползать на коленях, даже петь серенады под гребаным окном, лишь бы она ответила взаимностью. Но моя милая первооткрывательница была холодна ко мне. Все получилось как в самом малобюджетном, чертовски отвратительно снятом фильме, главная героиня которого, оказалась влюбленной в другого — антагониста вашего покорного слуги.
И все бы ничего, если бы противником не оказался друг главного героя.