Страшно за жизнь близких людей. За свою жизнь страшно вдвойне.
Не знаю как, но мне удалось незаметно для себя провалиться в сон. Наверное, в какой-то степени это защитная реакция организма. Ведь если вовремя не отключиться, внутренняя боль может раздавить тебя изнутри и не понадобится никаких механических средств извне. Сколько я проспала? Не имею понятия. Но судя по тому, как в комнате стало совсем темно и виной тому вовсе не плотные шторы — сейчас поздний вечер или даже ночь.
Проснулась я от шорохов за дверью и невнятного бормотания, что не на шутку испугало меня. Мне вдруг захотелось встать и посмотреть на то, что происходит снаружи, но сделать я этого не могла, потому что все еще боялась.
Тем не менее, совсем скоро странные звуки и шорохи затихли, оставляя меня в практически абсолютной, но тревожной тишине. Больше глаз сомкнуть мне не удалось, и я лишь ворочалась с боку на бок, глядя по сторонам и непрерывно размышляя о том, что же мне делать дальше. На самом деле, большую часть моих мыслей занимал лишь один вопрос: как же можно так долго «знать» человека, думать, что он один из тех, на кого можно положиться, а потом выяснить, что он не тот, кем казался? Получается, что в своей жизни мы никого так доподлинно и не узнаем. Все равно какая-то часть души человека остается для нас тайной, а в отдельных случаях — наихудших — вся душа остается для нас тайной под семью печатями. И все. Это в очередной раз показывает, насколько люди бывают слепы и до абсурда самоуверенны.
А может, это показывает нам лишь то, что на самом деле люди хитры и жестоки? Они готовы пойти на убийство ради мести? Они просто готовы убить себе подобного, как если бы захотели купить стаканчик мороженого.
Как только на горизонте появились первые лучи солнца, я еще раз для себя поняла, что жалею о том, что принадлежу к человеческому роду. Да, среди нас есть и хорошие, но от таких ублюдков как Денис, хочется выхаркать все свое нутро: до того становится противно и невыносимо.
Еще через пару часов мне захотелось в туалет. К этому моменту я успела раз сто посетовать на то, что я не героиня фильма, которая ни капли не обладает обычными человеческими потребностями и плевать на то, что она находится в заточении уже около недели.
Сначала я решила потерпеть, но поняв, что никто просто так ко мне не зайдет и не предложит сопроводить в ванную комнату, я предприняла попытку взять инициативу в свои руки. В конце концов, даже в такой ситуации я хотела сохранить чувство собственного достоинства.
Осторожно приподнявшись на диване, я схватилась за голову: все-таки этот урод хорошо приложился к моей голове, последствия до сих пор меня мучают. Такое ощущение, будто в черепной коробке мозг поменял свое положение, отчего каждая клеточка испытывает невыносимую боль. Стиснув зубы, я кое-как преодолела это адское чувство и встала с дивана. Короткими шажками мне удалось добрести до двери, а затем я постучала по ней, пытаясь привлечь внимание девушки, сторожившей меня.
— Эй! Там есть кто-нибудь? — прохрипела я, наконец, ощущая дикое чувство жажды.
Ответом мне послужила тишина. Неужели меня оставили здесь одну?
Я подергала за дверную ручку, надеясь, что так и есть, а заодно, что та девушка и вовсе не запирала меня. Но, увы, дверь оказалась закрытой на ключ. Я бессильно опустила руки, тяжело вздохнула, осознавая всю серьезность и опасность своего положения.
— Эй! — все же попыталась я снова. — Мне нужно в туалет!
Что есть силы, я начала колотить по двери, не жалея ни рук, ни деревянную поверхность. В результате моих отчаянных действий, к коже рук раз за разом начали прилипать засохшие кусочки оранжевой краски. Кусочки-пылинки засыпали и весь пол и без того запущенно-грязный. Я не сдавалась и колотила с еще большим неистовством, вкладывая в удары всю ярость и боль.
— Откройте! — проорала я, вконец сорвав свой голос.
В конце концов, сил у меня больше не осталось, и я просто осела на пол, как и частички краски от моих ударов; обхватила себя руками, унимая дрожь и отчаяние. Кто бы ни был, если он вообще здесь, за дверью, ему плевать на то, что я человек, пленник, нуждающийся хотя бы в кислороде, пище и туалете. Наверное, прежде чем убить, эти сволочи решили поиздеваться надо мной, унизив мое достоинство, утопив меня в грязи.
Тем не менее, когда я почти смирилась с тем, что меня ждет именно такая смерть, в двери провернули ключ и медленно ее открыли. Я подняла голову, чтобы посмотреть на вошедшего, но меня будто парализовало. Я не смогла вымолвить и слова, не могла даже просто мотнуть головой, чтобы убедиться, что передо мной настоящий человек, а не видение. Мне оставалось лишь молча сглатывать накопившуюся в горле слизь и не верить своим глазам.
— Леся? — наконец, отмерла я.
Я смотрела снизу вверх на девушку с до боли знакомыми оранжевыми прядками на слегка засаленной голове, поджатыми губами и глазами, выражающими смятение и мольбу о прощении. Она отвела взгляд, не выдержав моего. А я не могла поверить, что вижу то, что вижу. Леся. Леся, с которой я познакомилась совсем недавно, помогает Денису держать меня в плену для того, чтобы потом убить!
— Боже. — Шепчу я, мотаю головой из стороны в сторону. — Боже.
Первое, что пришло мне на ум в такой ситуации, так узнать лишь одну вещь:
— Никита знает о том, что ты… что я здесь?
Мне казалось, что вот в эту секунду, в этот самый момент, весь мир изменился для меня: все люди, которых я до этого знала, стали мне чужими, враждебными и злобными, желающими лишь обмануть меня и сделать тем самым еще больней. Кому же доверять в этом мире, если все вокруг предатели? Кому доверять, если каждый норовит исподтишка вонзить тебе нож в спину?
— Ты хотела в туалет. Вставай, я провожу тебя. — Девушка сложила руки на груди, она все еще не осмеливалась смотреть на меня. Весь ее вид говорил, что ей интереснее смотреть на стены, потолок, предметы мебели, чем на сидящую на полу, грязную и заплаканную меня.
— Никита знает о том, что происходит? — повторила я.
Если это окажется правдой, если они все заодно, я просто не выдержу этого! Как… как все могло повернуться таким образом?
— Это не имеет значение сейчас. Так тебе нужно…?
Казалось, что у Леси начинает лопаться терпение. Интонации ее голоса стали отрывистыми, а жесты нервными.
— Да, спасибо.
Я могла и дальше задавать ей один и тот же вопрос, но и так понятно, что Леся не ответит на него. Посему решила все же воспользоваться подвернувшейся возможностью. Я встала с пола, не отрывая взгляда от девушки, и так же сложила руки на груди, неосознанно. Типичная попытка хоть как-то защитить то, что еще не разрушилось внутри меня.
— Пойдем за мной.
Она развернулась и быстро прошагала через заваленную всяким хламом комнату, но хорошо освещенную и более-менее проветренную, а затем через узкий темный коридор, ведущий в объединенный санузел.
— Извини, я не умею обрабатывать раны. — Леся перевела взгляд на окровавленную сторону моего лица. — Все, что тебе может для этого понадобиться, ты можешь найти на полке в ванной.
Затем, так же быстро, как и проинструктировала меня, она оставила меня в одиночестве в ванной. Я робко осмотрелась, пытаясь отбросить интересующие меня вопросы и сосредоточиться на своих естественных потребностях. Выполнив первый пункт в «программе», я решила, что мне необходимо принять душ. Я надеялась, что Леся не будет против этого, и не придет сюда вытаскивать меня прямо из-под струй спасительного душа. Поэтому я быстро скинула с себя всю одежду и принялась за дело. Немного повозившись с кранами, я поняла, что вода не станет теплее и мне придется либо мыться под холодным душем, либо вообще не мыться. Я решила перетерпеть.
Как ни странно, но вода подействовала на меня успокаивающе и заживляюще, как будто вместе с грязью, смываемой с моего тела, меня покидали плохие мысли и начал разгораться слабый лучик надежды, слабый, но все же надежды. Как только я закончила эту процедуру, то оглянулась в поисках того, чем можно было бы вытереться. На крючке-гвоздике, небрежно воткнутым в стену, висело какое-то полинявшее замызганное полотенце, и я не решилась даже притронуться к нему, поэтому в ход пошла моя кофта, которую я надела в тот день, когда ездила к Ярославе. Мне тут же стало интересно, сколько сейчас времени, да и вообще, какой день. Вдруг я лежала в отключке не один час? Да черт с ним, но одно меня действительно беспокоит: мои родители. Они наверняка уже забили тревогу, и места себе не находят.