— Нет, не подходи! — испугался пришедший в себя Адонис. Было поздно, правый рукав разрезало когтями левой руки, и девушка схватилась за тонкий порез, не зная, насколько тот глубок. Повезло – царапина.
— Нинель, как он избавился от ногтей на ногах!? Помнишь, когда вы стирали в душе! — хрипя от боли, спросил рыцарь.
— Откусил, — морщась, вспомнила девушка, отходя подальше, но продолжая смотреть на раненную ногу жениха и на метающегося в бреду беса.
— Принеси мой меч.
— Господи, зачем? — испугалась принцесса.
— Когти, — коротко ответил ей раненый рыцарь, не дающей одной руке демона вспороть самому себе живот, а второй вынуть коготь из своей ноги. — Живее! Я его еле держу.
Один из когтей пропорол грудную клетку демона, вызывая новый крик и окончательно убеждая девушку в правоте решения жениха. Хвост демона сжался сильнее, едва не задушив Адониса, начавшего понимать припадочных дам в корсетах. Принесенный меч лег плашмя на перепачканные кровью когти. Рыцарь замахнулся кулаком.
— Прости, надеюсь, ты сможешь отрастить новые, выбора нет, — оправдался рыцарь и ударил со всей силы, могшей отправить в нокаут слона.
Казалось, меч должен был сломаться, но осколки брызнули когтей, а не меча. Они разлетелись во все стороны черные и острые, напоминая обломки эбонита. Кай согнулся, резко разогнулся и закричал. А под мечом оказалась уже вторая рука.
Нинель не могла на это смотреть, слишком это походило на пытки. Она отвернулась и зажала ладонями уши. Но даже через них проникал душераздирающий вопль. Через остатки когтей вытекала кровь. Кровопускание помогло снизить давление и привело в чувства Кая, но ненадолго.
— Кретин, я же говорил, это не просто когти! Больно! — осмысленно и громко выкрикнул больной и вновь утонул в бреду. Снова пытаясь царапаться, благо обломками нанося не такие фатальные раны, как мог бы когтями. На рыцаре они кровоточили, на демоне медленно и неохотно заживали. На державших беса руках не осталось ровного участка кожи, не вспоротого и не поцарапанного.
Адонис терпел, вначале молча прижимал к себе извивающегося в муках юношу, затем начал уговаривать:
— Потерпи. Скоро станет легче. Потерпи. Все будет хорошо.
Крик становился тише, будто вняв словам, обратился шумным дыханием и бормотанием, затем оборвался внятными оскорблениями.
— Лицемер!
— Да я тебя тут спасаю! А ты меня... непонятными словами обзываешь!
— Спасает он. Пытает – вот подходящее слово. А по поводу лицемерия поясню, ты двуличен. Не понимаю, какое право имеет быть такой человек героем? Герой – не твое настоящее лицо? Ха! Понятно. Сам то не чувствуешь злой иронии — спасаешь того, кого собираешься убить, обещаешь ему happy end[5]. Определись уже со стороной, с отношениями, с положениями, наведи порядок в голове. А там может и happy end.
Рыцарь молчал, чувствуя, как обломки когтей впились в его руку, как тело врага подергивается в судороге. Ему хотелось оспорить сказанные слова, но он не мог. Вспомнился демоненок, совсем ребенок, тогда он не мог остановить солдат, когда его пытали, он не мог стать предателем, мог только добить то несчастное дитя.
— Может ты и прав. Я двуличен, лицемерен и не так хорош, как многие полагают в нашем мире. Держал лицо Героя, соответствуя эталону. Да, я прикрывался принципами воспитавших меня людей. А в этом мире им сложно следовать, они никому не нужны, они меняются, и я вместе с ними. Слышишь?! Я признаю твою правоту! Это типа твой триумф, порадуйся хоть немного! Посмейся надо мной!.. Черт, ты живой? Кай!? Кай! — Адонис задрал голову беса и успел увидеть потухающие глаза с сильно расширенными зрачками, которые медленно закрывались. — Нинель!!!
Крик заставил девушку подскочить, она едва не поскользнулась на полу душа, рыжей белкой прыгнула вперед и опустилась на колени. Девушка с влитыми знаниями врача ощупала запястье беса, шею, подняв веки, заглянула в глаза, посветила в них медицинским фонариком и ужаснулась. Она выбежала прочь, на ходу набирая Германа и истерично выкрикивая одну фразу: он умирает!
«Вот и все», — подумал Адонис, продолжая держать уже почти покойного врага. Чувствуя контраст температур: ледяная вода из душа и обжигающее огнем тело в руках. — «Все кончено. Сейчас ты умрешь. А мир так и не станет лучше».
— Ты слышишь? Ты был прав. Ты умрешь, а мир совершенно не изменится. Я даже уверен, что нашему родному миру и дела нет до пропажи двух главных участников войны. Мир остался поделенным на стороны, и у каждой стороны найдется по новому олицетворению...