А Ян вновь недоумевал, как так вышло, что он еще и психологом нелюдям стал:
— Могу лишь посоветовать дождаться извержения его копящихся эмоций и пережить этот момент, воспользовавшись в целях налаживания контакта. Ваш Кай – это нечто особенное.
— Без вас осознали сей чудный факт, — хмыкнул рыцарь, касаясь раненной ноги. Он уже давно не хромал, но каждый раз, вспоминая о пулевом ранении, машинально искал рукой костыль и начинал припадать на правую ногу. Теперь на его ноге красовался не только шрам от когтя (такой же еще и на руке находился), добавился шрам от пробившей мышцу пули, к имеющейся аналогичной паре на животе.
— Понимаю. Вы говорили, он еще и плюшевых мишек боится? Вообще, это довольно глупо конечно, но даже среди людей есть ряд странных необъяснимых фобий, поэтому подобное нельзя отнести в разряд ненормального. А раз вы говорите, что страх игрушек определенной формы характерен для вида в целом, то могу выдвинуть теорию об генетически обусловленном инстинкте, говорящем: эта вещь опасна! Полагаю, в вашем мире она может нанести им реальный вред, — хирург-генетик-психолог отпил из стакана, готовый перейти к следующему обсуждаемому вопросу.
Адонис облокотился на спинку стула и сказал следующее:
— Я помню, его отношения к нам было более-менее однородным, пока мы проявляли к нему недоверие, но затем, когда мы начали показывать участие и доброту, он стал походить на взбесившегося крысеныша, и подкидывал одну выходку за другой. Не объясните, с какого ляду?
— Касательно агрессии на вашу заботу, думаю, он мог испытывать образовавшуюся связь на прочность. Так делают маленькие дети, проверяя границы дозволенного. В некотором плане, Кай во многом ребенка напоминает. Полагаю, он будет совершать все меньше глупостей, и в конечном итоге успокоиться окончательно. Вот тогда, думаю, он откроется целиком.
— Как бы от нашей доброжелательности бесятина не завязала узелок и не удрала по крышам, неправильно поняв.
Ян потер переносицу, чуть улыбаясь.
— Что тут сказать, пробуйте объяснять все, как ребенку. Его причинно-следственные связи и выводы, которые он делает, отличаются от человеческих. Так что просто поговорите с ним на чистоту, общайтесь непрерывно, обращая внимание на те или иные мелочи, и в конечном итоге он примет вашу заботу правильно, если уже не принял. Мое мнение – он ею наслаждается. Тут главное не переборщить, впрочем, кажется, вы справляетесь.
— Но что делать с необдуманными поступками, которые причиняют ему вред. Что, если он снова попытается вылезти из окна или сбежать, пойти с мафией цапаться, под машины начнет прыгать?
Врач снял очки, которые надевал на время чтения и для презентабельного вида, потер их специальной тряпочкой и сделал предложение.
— О себе он особой нужды заботиться не испытывает, тут я опускаю руки. Ни один-другой мой пациент не станет сам выдирать провода, иглы, когда часть тела всмятку, и пытаться после заняться физкультурой на металлическом каркасе кровати. Честно, я был в шоке. Но, возможно, если вы объясните ему, как такие поступки влияют на вас и под каким углом вы это воспринимаете, то, быть может, это заставит его быть внимательней к себе, мотивируя эту внимательность сказывающимися на вас последствиями.
Нинель слушала, затаив дыхание, Адонис задумчиво анализировал услышанное.
— То есть он может еще что-то отколоть в духе старых шуток? — у рыцаря ощутимо зачесались кулаки.
— Сомневаюсь, — не вполне уверенно ответил Ян Терентьев. — Думаю, его силы будут тратиться на поддержание установленных отношений. А вот мелкие шалости никто не отменял.
— А если мы захотим изменить отношения? — принцесса чуть покраснела.
— В этом случае я просто боюсь пытаться предсказать его реакцию, — честно признался хирург. — Был бы он человеком, я бы посоветовал психологическую помощь, но в вашем случае могу лишь сказать: терпение и доброта! Много терпения.
После продолжительной беседы Нинель сразу убежала домой, приготовить нечто более калорийное, чем больничная рыба, а Адонис направился к Каю, застав того за нарушением постельного режима, переходящего в режим половой.
— Вот черт! — ругался растянувшийся на полу демон.
— Когда это твоя видовая принадлежность стала для тебя нарицательно-матерным? — не сильно удивился положению друга рыцарь.
— В то же время, когда ты научился придумывать остроумные ответы.
Блондин легко поднял уже не такого дохлого, как раньше беса на ноги, эти ноги подогнулись, и пришлось его снова ловить.
— Ты куда шел-то? — отвлеченно спросил Адонис, уже предполагая ответ.