В первый момент Степанов удивился полуголому парню с хвостом и рогами, беспечно пинающему анатомическую модель, и только затем он выхватил пистолет и произнес дежурную фразу: «Стоять! Поднимите руки над головой!».
Демон оглянулся на человека, улыбнулся ему в тридцать два клыка и прыгнул. Выстрел привлек внимание остальной группы, и она поспешила на звук, но к тому времени бес уже стоял на крыше и в него повторно целились; впрочем, Кай не посчитал человека угрозой, поэтому вел себя нагло, проверяя миф о начертанном знаке на крыше. Знак нашел, определил его как «выцарапанная гвоздём херня» и собирался скрыться из шумного места.
— Стоять! Вы арестованы!
— И посажен в клетку, и сдан ученым на опыты, и мертв! — обернулся демон и выставил руки, сложенные пистолетом. — Пиф-паф, ой-йой-ой! Умирает демон мой! — посмеялся он и зарычал.
От звуков противоестественно звучащего голоса, майору пришлось постараться, удерживая свои колени не согнутыми. Повраги, привыкшие к этому звучанию, не обращали внимание на потусторонние нотки, вздрагивая лишь когда голос становился по-настоящему нечеловеческим, но для обычного человека и этого хватило, чтобы испугаться и принять существование потусторонних сил. Руки задрожали, прицел сбился, и демон беспрепятственно перепрыгнул на столб электропередач, с него на соседний, а там на крышу, и скрылся, спрыгнув со здания в неизвестном направлении. Прибежавшие с опозданием и не видевшие нелюдя оперативники восприняли испуг коллеги за трудовую истерику, и постарались дать ему отпуск. Майор Саванов отпуск не взял и продолжил свое расследование, касающееся жильцов квартиры семьдесят семь дома сорок и появившегося в Москве демона.
Адонис проследил путь убегающего обладателя хвоста и провел по лицу рукой, желая стянуть с себя налипшее напряжение и не сломать грабли в порыве накатившей злости. Пока он себя сдерживал, нить его терпения продолжала истончаться, грозясь лопнуть в самый неподходящий момент. На благоразумие нечисти он не надеялся. К вечеру его уволили, за некачественную работу. На памяти директора, впервые увольнение принимали с такой радостью.
— Ты зачем это сделал!? — напустился вечером Адонис на Кая.
— Что сделал? — виновник притворился идиотом.
— Устроил балаган!
— Время экономил, — как само собой разумеющееся ответил бес, шкодно виляя хвостом.
Адонис хотел залепить в наглую рожу кулаком, от которого Кай уже был готов уклониться, когда вмешалась Нинель.
— Кай, а сколько у нас осталось времени, раз ты так торопишься?
Демон почесал шею и ответил.
— Два месяца, полагаю.
— Так мало?! — разом воскликнули повраги.
— Да, так мало, — подтвердил Кай и прошел мимо них, к окну. — Попробую сегодня еще поискать. В прошлый раз я почувствовал легионы, не касаясь. Может, и в этот раз повезет.
— Только если это не потребует ничьей жизни! — мгновенно напрягся рыцарь.
— Потребует! — повысил голос демон и прыгнул в окно.
— Паршивец! Только попробуй! — прокричал ему вслед Адонис и закрыл окно, через которое проникал холодный вечерний воздух.
— А он ел? — совсем о другом забеспокоилась девушка.
— Да пусть хоть с голоду бы сдох!
— Не говори так, Адик, — погрустнела Нинель и подошла к плите, собираясь разогреть суп. — Ты все еще его ненавидишь, я знаю. Но он не так плох, как хочет казаться. И эти его голодовки меня вправду пугают.
— С чего бы это?
— Это ты эксперт по демонам, не я, ты мне скажи, — Ставя кастрюлю на плиту и зажигая газ.
— Я эксперт их пыток и убийства, а не физиологии и быта, — фыркнул рыцарь. Разговор ему не нравился.
— Но может ты замечал нечто, когда… общался с ними.
Адонис цыкнул, кое-что вспомнив. Одного демона прикрепили к цепям с петлей на шее. Каждый раз, когда демон пытался присесть, петля душила. Тогда он простоял без еды, воды и сна семь дней, на конец седьмого его нашли висящим в петле на подогнутых ногах. Вспомнился еще один, совсем молодой демон. Тот десять дней лежал с переломанными ногами и разбитыми когтями в камере, слизывая капли воды со стен. Его пытали все дни, прокалывая кольями тело и конечности. Раны залечить не давали антимагические цепи, но он упрямо жаждал жить и не умер. На десятый было решено избавиться от несостоявшегося «языка». Рыцарь помнил панику в красных глазах, твердую кожу под своими пальцами и предсмертный хрип.