Во втором случае караван покидает Шабву в северном направлении, оставляет за собой скалистые пики Насра, пробирается по узкому коридору Шукайкат между дюнами до тех пор, пока не доберется до горных гребней аль-Арайна и Санийа, которые возвышаются над небольшими травянистыми (после дождя) равнинами. Холмы Рувайк и аль-Алам легко распознаются издали по их живописным контурам, в которых затейливой формы башенки чередуются с надгробиями. И в самом деле, это — кладбище, на котором покоятся караванщики, умершие в пути{33}. Через двадцать километров караван вступает в вади Джауф, но ему потребуется преодолеть еще пятьдесят, чтобы достигнуть Ма'ина. От Шабвы до Ма'ина он суммарно проходит около 250 километров, а по времени — от восьми до десяти дней — дней, стоит отметить, очень тяжелых из-за нехватки воды. Более прям и короток маршрут от Рувайка до Наджрана, главного города провинции 'Асир. В Наджране караванщики уже выходят за пределы того южноарабского мира, единству которого служат.
Центральная Аравия и Аравия Северная, с их разнообразием пейзажей и природных условий, не знали бы и относительного единства, если бы не известная общность пастушеской жизни да еще не та же самая связь — караванная. Прибыв в Наджран, караваны должны будут пройти еще около 2200 километров, чтобы добраться до Газы. 2 437 500 шагов между Тамной и Газой, портом в Иудее, или 65 привалов (так подсчитывал Плиний), или, по расчетам других авторов, от шестидесяти до восьмидесяти дней пути.
Путь ужасен. Даже для тех, кто идет по нему зимой, в относительно прохладный сезон. Источники воды редки, города удалены один от другого, ветры обжигающи летом, а ночи холодны зимой, тропы, иногда ведущие и над пропастью, неверны и небезопасны от нападений. Всякий караван предполагает организацию, способную противостоять всем и всяческим невзгодам и опасностям, а также обеспечить сосредоточение в одних руках всех финансовых средств. «Жрецы и царские писцы также получают с товара строго определенную долю. Но, помимо них, проводники и воины того племени, по территории которого караван в данный момент проходит, и которые, по договору, должны обеспечить его безопасность, стражники при городских воротах и на мостах, власть имущие в городах — все принимают участие в грабеже. На протяжении всего пути нужно платить — здесь за воду, там за фураж, за право остановиться на отдых, на переправах; прежде чем верблюд достигает наших краев, на него налагается бремя такого рода расходов в 688 сестерциев, — комментирует ситуацию Плиний, основываясь на какой-то информации, которую мы не в состоянии проверить{34}.
Напомним основные этапы. Выйдя из Наджрана, караваны идут на север вдоль йеменских гор вплоть до плодородной равнины Сумбала-Табала (ныне Бишах), затем направляются к Йасрибу (ныне Медина), избегая при этом покрытых лавой пространств, весьма характерных для Срединной Аравии; делают привалы сначала в Дедане, столице лихьянитского царства (аль-'Ула), затем в Хиджре (Эгра эпохи набатейцев, ныне Мадаин Салах), где минейцы встречают своих соотечественников. Караванам здесь остается только дойти до оазисов Тайма, Табук и аль-Курайа, а оттуда рукой подать до Петры и Газы, конечных пунктов путешествия.
Другие караваны, покидая Наджран, отклоняются к востоку. Они проходят Карйа аль-Фав, пересекают район Рийада и достигают Катифа на берегу Арабо-Персидского залива или же выходят из Йасриба, имея конечной целью путешествия нижнюю Месопотамию или Вавилонию. Снятые с верблюжьих спин в Газе или в Александрии ароматы морским путем доставляются в Грецию и Рим.
Длительность и условия транспортировки благовоний объясняют их продажные цены на рынках Запада. Однако численные данные редки, они практически отсутствуют, за исключением тех, что приводятся Плинием. Наиболее дорога Cassia Daphnis: 300 динариев за фунт; обычная кассия{35}: 50 динариев за фунт (или 520 граммов монетного серебра за килограмм). Однако ладан стоит всего от 6 до 3 динариев в зависимости от качества (или от 62 до 31 грамма монетного серебра за килограмм), ладанум — 4 динария (40 асов или 26 граммов монетного серебра за килограмм) и т. д. Достаточно любопытно следующее обстоятельство. Наивысший сорт мирры, стакте, стоит 50 динариев за фунт, а возделываемая мирра — только 11 динариев: низший сорт мирры продается, следовательно, по цене вдвое более высокой, чем ладан. Цены эти высоки, но все же по карману состоятельным людям: 120 динариев в год — жалованье представителя императорской власти в Сирии и Палестине. Солдат Цезаря получает около 72 динариев в год, то есть 6 килограммов ладана в год. Опять по Плинию, в I веке килограмм ладана равноценен 30 килограммам муки.
Плиний указывает, что поклажа одного верблюда облагается суммой в 688 динариев, складываемой из налогов и транзитных платежей. Если эту поклажу оценить в 150 килограммов, требуется по пути уплатить 1,5 динария за каждый перевозимый фунт{36}, то есть приблизительно одну четверть от продажной цены, что нельзя считать чрезмерным. Однако римляне постоянно жалуются на бессовестных посредников. Возмущен даже Плиний:
По самой низкой оценке, сто миллионов сестерциев Индия, Серее (Китай) и этот полуостров выкачивают из нашей Империи ежегодно! Вот во что обходятся нам наша роскошь и наши женщины! Какая же часть из этой баснословной суммы возвращается, хотел бы я знать, нашим богам, в том числе подземным?{37}
Сотня миллионов сестерциев представила бы собой в золотых монетах около 8 тонн, а в монетном серебре — 85 тонн. Если Плиний полагает, что торговля с Индией обходится Империи никак не менее 50 миллионов сестерциев в год, то на Аравию ложится примерно половина этой половины — 12 миллионов сестерциев. Расчеты и оценки Плиния убеждают не всех современных историков. В самом деле, за невозможностью уравновесить поставки, скажем, из Аравии своими товарами, Империя должна бы была покрывать дефицит своего торгового баланса золотом. По отношению к Индии так оно и было. Археологические изыскания в этой стране подтверждают и важность коммерческого обмена между Востоком и Западом, и наличие в ней большого количества римских монет. Но суть поднимаемой здесь проблемы в следующем: римские золотые монеты, найденные к настоящему времени в Южной Аравии, крайне редки. Красноречивый пример: в Шабве найден один ауреус (золотой) Адриана — всего лишь один!
Сведения о внутренней организации караванов не обнаружить ни в южноаравийских текстах, ни даже у латинских авторов. Правда, Страбон уподобляет караваны армиям, которые, как челнок в ткацком станке, постоянно снуют между Аравией и Петрой. Но это — образное сравнение, не более того. Ему не хватает точности. Поскольку в упомянутых источниках информация отсутствует, нам не грех обратиться в поисках аналогий к арабским авторам, оставившим описания мекканских караванов в первые века Ислама.
Из-за отсутствия или нехватки лошадей и мулов в караване функцию вьючных животных выполняют исключительно верблюды. Как правило, караван насчитывает до тысячи верблюдов, сопровождаемых тремя сотнями купцов и конвойных. Однако караван в две с половиной тысячи верблюдов — вовсе не редкое исключение. К каравану, по мере его прохождения по различным территориям, будут приставать местные проводники, которые уточнят маршрут, привалы и переходы, которые точно знают расположение водных источников, те опасные места, где путники рискуют быть застигнутыми внезапным губительным паводком или где их могут поджидать банды головорезов. Проводники вновь отыщут тропки, смытые было внезапным наводнением или занесенные песком. И столь важные персоны сочтут умалением собственного достоинства скромное вознаграждение за их бесценный труд. Они частенько отличаются высокой впечатлительностью: издали различив приближение беды (на то они и проводники), они вовремя сбегают, предоставляя караван его горькой участи. Арабские хроники полны известиями и о том, как тот или иной проводник завел доверившийся ему караван прямо в разбойничье гнездо. Так что не раз военный эскорт приходился каравану как нельзя более кстати.