Данное решение, касающееся судьбы переселенцев, не было единственным. За ним в ноябре 1947 года последовало еще одно распоряжение, подписанное заместителем председателя Совета министров СССР В. Молотовым, обязавшее Министерство заготовок СССР отпустить в распоряжение Совмина Мордовии 17,5 тонны зерна продовольственных культур для последующей его выдачи колхозникам, отселенным из режимной зоны объекта, в возмещение несобранного ими урожая с участков, оставленных на территории объекта.
Разумеется, полностью компенсировать потерю обжитых в течение не одного десятка лет мест трудно, если не невозможно. Но сделано было, несмотря на тяжелое послевоенное время, для этих людей немало. Опять же невольно напрашиваются сравнения с девяностыми годами, когда государство в мирное время и не подумало о каких-либо компенсациях за утрату не просто имущества, а собственности миллионов людей, созданной десятками лет напряженнейшего труда.
Название исчезло, но называть как-то все же надо. На первых порах во всех документах официальной и деловой переписки, которая носила абсолютно секретный характер, фигурирует КБ-11, но уже с осени 1946 года и это обозначение полностью пропадает, так же как и название самого поселка. Уполномоченный КГБ П. Я. Мешик особым распоряжением строжайше запретил даже упоминать прежнее историческое название[30]. И постепенно название «поселок Сарова» кануло в небытие. Разумеется, люди, жившие в округе будущего ядерного центра, прекрасно знали, что слово напрочь исчезнуть не может. Но за этим словом теперь стояло что-то неизвестное, запретно-опасное, поэтому о нем старались вообще не говорить. Сами же обитатели объекта привыкли к тому, что они живут то ли на «базе», то ли в «конторе», то ли в «ящике», в общем не на Большой земле. Первыми кодовыми обозначениями были «Объект-550» и «База-112». С весны 1949 года было введено новое условное наименование — «Приволжская контора Главгорстроя СССР». Оно держалось довольно долго, имело несколько вариаций — «Склад Главгорстроя», «База Главгорстроя», но чаще всего использовалось слово «контора». А параллельно с ним — разнообразные «почтовые ящики», номера которых постоянно менялись, 49, 51, 214… 975… Объяснялось это непостоянство вполне сознательным стремлением обеспечить полную территориальную анонимность КБ-11. И, надо признать, эта цель была достигнута.
В дальнейшем, по мере роста города-объекта, он приобретал новые названия. Самое первое, не состоявшееся по невыясненным причинам, — Ясногорск, потом был Кремлев. Последнее и стало официальным названием города, хотя и не упоминаемым, и сохранилось вплоть до 1990-х годов. Для практических целей остановились на использовании названия недалеко расположенного, вполне «легального» Арзамаса. Но к нему добавилось числовое обозначение. Первым был Арзамас-75. Величина «добавки» имела объективное основание, объект находился в 7 5 километрах от подлинного Арзамаса. Затем «75» сменили на «16». Почему именно это число привлекло внимание спецслужб, трудно сказать. Главное было создать видимость, что объекта вовсе нет, а есть одно из почтовых отделений в старинном русском городе Арзамасе. Поскольку город этот небольшой, то и почтовых отделений там не должно быть много. Вот и выбрали число не более второго десятка.
Как бы там ни было, но именно с этим именем — Арзамас-16 — ядерный центр страны стал известен всем в эпоху гласности. Однако традиция анонимности до сих пор жива. Нередко и в наши дни жители Сарова — Арзамаса-16 — Кремлева называют место, где живут, просто «Город». И всем посвященным ясно, что речь идет о городе, куда любому желающему просто так попасть невозможно.
Если не принимать во внимание эту, специфически отечественную эпопею с названием, режимная служба объекта складывалась примерно так же, как в любой другой стране, желающей защитить свои секреты. Было утверждено «Временное положение об охране объекта № 550»[31]. Начальнику объекта в целях установления твердой дисциплины среди всего населения в части выполнения требований секретности предоставлялись дисциплинарные права командира дивизии. Фактически это означало, что каждый в зоне объекта приравнивался к военнослужащему этой виртуальной дивизии с подчинением своему командиру. Прием на работу в КБ-11 и в строительную организацию производился только после соответствующей проверки будущего работника органами госбезопасности. Проверяли, как говорится, до «третьего колена». Любое сомнение в благонадежности человека закрывало для него ядерный объект. Были исключения ради дела, но они скорее подтверждали правило. Режим накладывал серьезные ограничения на права человека, закрепленные в советской конституции. Сотрудники, не имевшие соответствующей формы пропуска, могли выехать за пределы зоны даже по служебным делам только по разрешению местного представителя МГБ СССР. По личным делам выезд разрешался в исключительных случаях. Отпуска были запрещены, вместо них полагались денежные компенсации. Для личной переписки был введен специальный почтовый ящик Главпочтамта Москвы. Долго существовал такой адрес для переписки: «Москва, Центр-300». Сопровождение и доставка всей входящей и исходящей корреспонденции осуществлялись только фельдсвязью МВД СССР.