Основным производственным оборудованием в зале были боксы из органического стекла, соединенные в общую линию. Видимо, не очень герметичные, что и приводило к утечке радиоактивных газов и аэрозолей в зал.
Решение по сегодняшним представлениям было просто поразительным. Использовали пластилин. С помощью счетчиков разыскивали неплотности в боксах и замазывали их. Показатели загрязнения заметно уменьшились. Вечером возникла еще одна идея: в темноте должна быть хорошо видна люминесценция аргона — основного газа, заполняющего линию. Действительно, когда погасили свет, внутренний объем бокса стал светло-голубым. В местах утечки газа интенсивность свечения была выше, чем на остальных участках.
Семь дней и ночей велась упорная борьба за снижение уровня радиоактивности в воздухе производственного корпуса. К концу этого периода активность в помещении лишь слегка превышала допустимый уровень. На протяжении всего этого срока Борис Глебович отлучался на какие-нибудь два-три часа в ночное время. Он был на самых ответственных участках, не опасаясь уровня радиации. Его уговаривали, пытались объяснить, что для радиоактивных газов все равно, оператор ли это установки или директор предприятия. Эти уговоры мало помогали. В итоге при контроле уровня радиоактивности в организме оказалось, что директор получил на порядок больше условных единиц кюри, чем другие участники ликвидации аварии.
Человек «старой закалки» Б. Г. Музруков считал, что руководитель подразделения, несущий всю полноту ответственности за технику безопасности, должен сам присутствовать на наиболее опасных участках.
Характерная деталь! Рабочие, осознавая в общем-то опасность радиации, порой пренебрегали ею в силу чисто материальных соображений. Был такой любопытный эпизод. Однажды в цехе рабочим отменили спецпитание под предлогом того, что загрязненность воздуха «спецпродуктом» стала ниже допустимой нормы. Рабочие быстро нашли «выход» из создавшегося положения… При следующей проверке содержание урана в воздухе оказалось именно на том уровне, при котором полагалось спецпитание. Что было, то было… Несмотря на улучшенное в сравнении со всей страной продовольственное снабжение ядерного центра, послевоенные годы далеко не были для его обитателей, в том числе и занятых на специальных работах, периодом «продовольственного благополучия».
Отстающим направлением считалось обеспечение экологической безопасности. Перелом наметился лишь в 1954 году. Многое пришлось наверстывать. В первую очередь это касалось ущерба, нанесенного окружающей среде. Из-за отсутствия специального могильника загрязненные радиоактивными веществами промышленные отходы вывозились и сжигались на одной из отгороженных площадок в зоне объекта. Ввиду того, что не было специальной промышленной канализации, сброс активных и токсичных веществ сначала производился в реку Сатис без очистки. Загрязненность реки превышала в некоторых местах допустимые нормы в две тысячи раз. И только с середины пятидесятых годов за решение проблемы очистки взялись более или менее основательно. Самостоятельная дозиметрическая служба на объекте была организована тоже в это время, в 1954 году.
Возникновение дозиметрических служб и органов техники безопасности совпадает с периодом создания мощных источников нейтронов (специальных исследовательских ядерных реакторов).
Молодые сотрудники физического отделения, участвующие в ту пору в ядерно-физических исследованиях, лишь недавно окончили учебные заведения, были полны энтузиазма и желания работать, но не имели еще достаточного практического опыта и навыков. Единых организационных начал, также как и инструкций по работе с делящимися материалами, не существовало, каждый выполнял работу, руководствуясь лишь теоретическими знаниями и небольшим практическим опытом. Следствием этого являлись столкновения между физиками и немногочисленными представителями службы техники безопасности, которые пытались, как многим казалось, возводить барьеры.