Однако королева представляет собой в Англии довольно странный и алогичный общественный институт, она не обладает никакой прямой и абсолютной властью до такой степени, что, как заметил историк Баджот (Багот), «если бы парламент однажды проголосовал за казнь королевы, то этот закон должен был бы быть ею подписан и никакой возможности отказаться от подписания у нее бы не было…». Однако она до сих пор остается своеобразным цементом, скрепляющим нацию, символом этой нации за рубежом, а также самой информированной особой в королевстве. Ее роль заключается в трех глаголах: «Советовать, ободрять, предупреждать».
Однажды, когда сэра Годфри Агнью, члена Тайного совета, спросили, отдает ли королева предпочтение консерваторам, он дал очень правильный ответ: «Я так не думаю. Королева не делает различий между политиками из разных партий. Для нее они все принадлежат к одной социальной категории». Таким образом, исполнительная власть, воплощением коей является монархия (а не премьер-министр, каковой является всего лишь исполнителем, а не исполнительной властью), стоит над политикой, а следовательно, и над политической коррупцией. В этом положении дел — сила британской системы. Если в Соединенных Штатах какой-то политик поддается и берет взятку, то он может найти прецеденты, имевшие место при одном из коррумпированных президентов, вчерашних или нынешних, когда коррупция процветала, и найти себе оправдание под предлогом отсутствия высокоморального идеала на самом верху, примеру коего надо было бы следовать; но английский политик всегда должен равняться на неподкупность монарха.
После парламентских выборов (они проводятся раз в пять лет) королева выбирает себе премьер-министра, а затем и министров — членов кабинета (это название было присвоено правительству в ту пору, когда с 1714 по 1830 год министры проводили заседания в отсутствие королей из Ганноверской династии). В действительности королева назначает премьер-министром лидера партии, получившей большинство в палате общин. Но вплоть до 1965 года в партии консерваторов лидера не было; его внезапное «появление», если использовать термин, употребленный в ходе внутрипартийных дебатов, произошло не в результате выборов, а вместо них. Многократно, как, например, в 1957 и 1963 годах, подобное отсутствие партийного лидера оказалось вредоносным, как стало ясно королеве, потому что она, самолично выбирая себе премьер-министра, оказывается вовлечена в политические интриги и борьбу мнений. На деле спорным был не вопрос о том, на кого падет выбор королевы (каковой всегда падал на одного из представителей истеблишмента), а спорным представлялся вопрос о системе принятия решений в партии консерваторов.
Как отметил писатель Антони Бёрджесс, королева обладает властью, опираясь на знания и на высокий моральный авторитет, именно на них эта власть и зиждется. Взойдя на престол совсем молодой (в 1952 году), она может сейчас, достигнув зрелости, похваляться тем, что на протяжении более чем пятидесяти лет ставила политический эксперимент, одерживая в нем верх и извлекая из него пользу, ибо ее ежедневный долг главы государства состоит в том, чтобы знать, что делает правительство, вне зависимости от того, из кого оно состоит: из социалистов (лейбористов) или консерваторов. Елизавета знает о политике гораздо больше, чем любой премьер-министр, ведь знать — это ее работа, ее ремесло.
Еженедельно, когда заседает парламент, королева принимает главу правительства в Букингемском дворце, чтобы он отчитался перед ней о планах и принятых решениях. Раньше это событие имело место по вторникам в половине шестого вечера, но когда Елизавета взошла на престол, принцу Чарльзу и принцессе Анне было соответственно четыре и два года, и королева непременно хотела сопровождать их в детскую, чтобы наблюдать, как их будут купать. Она попросила Уинстона Черчилля, бывшего тогда премьер-министром, перенести аудиенцию на час позднее, он тотчас же согласился, и все последующие премьер-министры подчинились этому новому расписанию.