О том, насколько разнообразными могли быть эти подарки, свидетельствует Марциал. В его эпиграммах упоминаются таблички для письма, фимиам, туники, застежки для обуви и даже зубочистки! Дарили и продукты: оливки, сирийские груши, устрицы, перец, вино, птиц (в частности, дроздов), рыбу (упоминается антибский тунец).
Не откажемся от удовольствия процитировать одну из эпиграмм Марциала:
Бедняки приносили свои подарки сами, но богатые предпочитали посылать нарочного. Они готовили для каждого подарок согласно его положению. Именно вечером первого дня следовало отсылать свои подарки вместе с сопроводительной запиской. В Сатурналии, как и в остальную часть года, одни проявляли щедрость, другие скупость: если некоторые богачи платили долги или квартирную плату за друзей, находящихся в затруднительном положении, другие посылали незначительные подарки с помощью целой группы рабов!
иронизирует Марциал.
Во дворце Августа проводились иногда лотереи, призванные позабавить гостей императора. Светоний пишет об этом:
«Так, и на Сатурналиях, и в другое время, ежели ему было угодно, он иногда раздавал в подарок и одежды, и золото, и серебро, иногда — монеты разной чеканки, даже царские и чужеземные, а иногда только войлок, губки, мешалки, клещи и тому подобные предметы с надписями двусмысленными и загадочными. Любил он также на пиру продавать гостям жребии на самые неравноценные предметы или устраивать торг на картины, повернутые лицом к стене, чтобы покупки то обманывали, то превосходили ожидания покупателей. Гости с каждого ложа должны были предлагать свою цену и потом делить убыток или выигрыш»[62].
Некоторым не слишком нравился этот излишний ажиотаж, и они предпочитали на время Сатурналий уехать из Рима: Гораций — в Сабину, Плиний — на свою виллу, столь обширную, что он мог свободно уединиться, изолировав себя «от криков радости», раздававшихся в остальной части дома. «Таким образом, я не мешал радоваться моим домашним, — писал он, — а они не препятствовали моим занятиям». Со временем все большее число людей отвергало эти народные развлечения. «Сатурналии не будут справляться вечно», — говорил Сенека, порицая пьянство и оргии.
«Декабрь: и все в Риме покрываются потом. Официально разрешена непристойность. Приходится скрываться от всех и воздерживаться от развлечений, в то время как толпы народу предаются им, позабыв обо всем на свете… Можно прекрасно праздновать, и не переходя к излишествам». Несомненно, люди эпохи Империи уже утратили первоначальный смысл этого маскарада. Ибо речь шла именно о маскараде: рабы не только занимали место хозяина, но часто и само его жилище. Переодевания, маски составляли важную часть праздника. В гарнизонах солдаты выбирали из числа осужденных «царя Сатурналий», которого провожали по городу, предаваясь дебошу. Иногда даже солдаты переодевались в женщин, ярко румянились и нацепляли на себя тяжелые украшения, изображая посещающих казармы проституток. В конце Сатурналий «царя» казнили, и жизнь снова возвращалась в нормальное русло.
Эти карнавальные развлечения соответствовали некой иной реальности, тому «золотому веку», в котором не было рабов и все люди были равны. Карнавальное равенство между хозяином и его рабами отвечало желанию вернуть это навсегда утраченное время, подобно тому, как переодевание солдат в женщин воссоздавало тот первоначальный хаос, в котором мужчины и женщины были еще единым целым. Об этом потерянном рае вспоминает Платон в «Пире». Сатурналии как бы возрождали сакральное время. Хотя сами римляне, возможно, и не всегда отдавали себе отчет в этом, но мы-то, напротив, знаем, что миф о золотом веке был им знаком, и именно тоска по этому времени, сопровождавшаяся желанием обрести хотя бы его подобие, воплощалась в этих праздниках конца года.
Понятно, что положить конец Сатурналиям каким-либо одним законом было невозможно. Запрещенные в конце IV века н. э., они возродились в январских календах праздниках нового года, признанных христианской империей. Эти два праздника не только близки во времени, но и имеют сходство в ритуальной схеме: за жертвоприношением следует пир, частный праздник с застольем, обмен подарками и смена ролей; новогодние праздники также возвращают золотой век. С кануна 1 января начинаются ночные бдения с танцами и пирами. В первый день года все дома украшаются зелеными ветвями лавра. Люди гадают на будущий год. В храмах проходят процессии, новый консул с невероятной пышностью поднимается на Капитолий и раздает народу деньги. Происходит обмен новогодними подарками. Вечером возобновляются танцы и пиры. 2 января является днем семейного праздника; рабы уравниваются со своими хозяевами и проводят время вместе с ними в играх и развлечениях. В этот день никто не работает. Третий день начинается с игр в цирке и маскарадов (во времена Империи в конце Сатурналий для народа устраивались гладиаторские бои).
Эти маскарады представляют для нас большой интерес. Именно начиная с IV века (и приблизительно до VII века) распространяется обычай переодеваться, надевать маску и участвовать в карнавальных шествиях. Маска нужна не только для того, чтобы скрыть лицо. Она обладает магическим значением. Все поведение персонажа в маске — пение, танцы, переодевание — призвано изгнать злые силы и пригласить новый год. Речь также идет о возвращении первичного хаоса, из которого должен появиться новый год, чистый, как в первое утро сотворения мира. Маска и переодевание позволяют на время отказаться от самого себя, найти новые силы в том персонаже, который изображает маска. Нет ничего удивительного, что самыми распространенными были маски диких животных, чья сила магическим образом переходила от маски (делавшейся из шкуры животного) к носящему ее человеку. Самым любимым животным был олень. Это животное во множестве изображено еще на наскальных рисунках эпохи палеолита в долине Камоника. Оно широко использовалось в новогодних праздниках: отчасти это объясняется тем, что рога оленя являлись символом новой силы, которая каждый год выплескивалась наружу из его тела. В пещере эпохи палеолита в Арьедже уже имеются изображения человека, переодетого в оленя и участвующего в ритуальном танце, — так же танцевали и римляне времен христианской Империи.
Широко распространено было и переодевание мужчины в женщину. Такое переодевание перешло и в другие цивилизации и имело в них то же самое значение символического перехода времени прошедшего во время новое. Уже на празднике Анны Перенны фигура старухи играла роль старого года: в конце года ее «сжигали» и устраивали маскарад.
Поразительное сходство с этими римскими празднованиями имеет новогодний праздник Акиту, который отмечался в древнем Вавилоне за две тысячи лет до появления Рима. Этот праздник длился 12 дней, в течение которых переодетые люди изображали битву между Мардуком и морским чудовищем Тиамат, битву мифическую, означавшую конец хаоса и сотворение мира богом-победителем Мардуком. Затем следовали предзнаменования на 12 следующих месяцев, а царя на этот короткий период заменял «карнавальный царь». Дух праздника вполне ясен — карнавальная оргия, маскарады возрождали мифический хаос, уступивший место сотворенному миру.
Другие цивилизации также сохранили некоторые черты Сатурналий. Любопытен, например, старинный шотландский обычай, существовавший еще в XVIII веке и связанный со сменой социальных ролей. Каждый год в определенный день слуги готовили богатый обед, на который приглашали аристократию. Избирался «король пира», и хозяева и слуги ели вместе вне сословных различий. Потом в конце пира слуги внезапно вставали и занимали свои места за стульями хозяев. «Король пира» уступал свое место самому знатному господину, на которого возлагалась и оплата праздничного застолья.