Женщина хорошего тона, «чтобы с честью поддерживать свою репутацию, должна была казаться спокойной, ровной, бесстрастной, не выказывать ни особого внимания, ни повышенного любопытства, должна была владеть собой в совершенстве»{17}.
так А С. Пушкин описывает Татьяну Ларину в момент ее встречи с Онегиным.
Светская женщина даже в самой неожиданной, «щекотливой» ситуации должна сохранять присутствие духа и внешнее спокойствие.
«Они вышли в переднюю, сошли по лестнице; лакей проснулся, велел подать карету, откинул подножки; она прыгнула в карету; и он прыгнул в карету — и очутился подле нее.
Дверцы захлопнулись.
— Что это значит? — спросила изумленная Зенеида.
— Это значит, — отвечал Дмитрий, — что я хочу объясниться с вами. Вы должны меня выслушать…
Он сжал ее так сильно, что если бы графиня не была графиня, она б верно закричала.
— Да! — прибавил он. — Вы должны меня выслушать.
Графиня поняла свое положение.
Женщина, менее привыкшая к обществу, упала бы в обморок.
Провинциалка кликнула бы на помощь гг. Никольса и Плинке.
Светская женщина не переменилась в лице»{18}.
«Заметна была в ней с детства большая выдержанность: это был тип настоящей аристократки», — говорил о своей матери А. В. Мещерский.
Было не принято посвящать других в подробности своей личной жизни, вверять посторонним «тайны домашнего своего несчастья». «Первая обязанность, возложенная на женщин — стараться возвышать мужа в общем мнении и притворяться счастливою, сколько достанет сил и терпения»{19}.
«В наше время никакая порядочная женщина не дозволяла себе рассказывать про неприятности с мужем посторонним лицам: скрепи сердце да и молчи», — свидетельствует Е. П. Янькова{20}.
Ревность к мужу, выставленная напоказ, — признак дурного тона. Императрица Мария Александровна с улыбкой называла «многочисленные сердечные увлечения» Александра II «умилениями моего мужа», однако, по словам ее фрейлины, «она очень страдала». Страдала и Софья Андреевна Толстая, когда 22 июля 1866 года писала в своем дневнике: «Нынче Лева ходил в тот дом под каким-то предлогом… Она ему нравится, это очевидно, и это сводит меня с ума. Я желаю ей всевозможного зла, а с ней почему-то особенно ласкова»{21}.
«Без ссор и неудовольствий, без жалоб и огласки, не допускаемых между людьми известного света и воспитания, прилично и с достоинством, сохраняя все формы взаимного уважения, Марина Ненская и муж ее разъехались, чтоб жить каждый по-своему, напрасно попытавшись связать свои разно направленные жизни», — читаем в романе Е. П. Ростопчиной «Счастливая женщина»{22}.
Как «настоящая светская дама» ведет себя и героиня романа Н. Жандра «Свет»:
11 марта 1825 года Н. М. Языков пишет брату из Дерпта: «На сих днях сюда приехала Воейкова (Александра Андреевна, урожд. Протасова. — Е.Л.). Помнишь? Прекрасная женщина: как образованна, как умна и как чисто очаровательна — даже для самого разборчивого вкуса! Ты, верно, знаешь, каков ее муж: подлец, сквернавец и гадкий; несмотря на это, никто от нее не слыхал ни слова о том, что она его не любит, что вышла за него поневоле; между тем это всем известно: не правда ли — прекрасная, божественная женщина!»{24}.
«Хорошие книги и еще лучшие примеры и советы женщин, умевших сочетать светские качества с высокими правилами, убедили меня, — говорит героиня повести А. А. Бестужева-Марлинского «Испытание», — что, и не любя мужа, должно любить долг супружества и что величайшее из несчастий есть потеря собственного уважения»{25}.