Рядом с дворцами находился Мусейон, знаменитое учреждение, составившее славу Александрии как интеллектуальной столицы. К нему примыкала Библиотека. По правде говоря, Мусейон как научный и литературный центр пришел в некоторый упадок. Произошло это во II веке, сразу после 145 года, когда по политическим причинам Птолемей VIII изгнал из Александрии всех ученых и людей искусства, подозревавшихся в оппозиции. Золотой запас талантов, таким образом, был опустошен, Мусейон оказался в ситуации, когда им в течение нескольких лет управлял военный. В то же время греко-персидские войны, в I веке до нашей эры опустошившие Малую Азию и Аттику, вернули в Александрию небольшую часть «интеллигенции», способствовавшей возрождению Мусейона в эпоху Авлета и Клеопатры. Но именно в царствование последней великая Библиотека была уничтожена в огне. Эта катастрофа, несчастное последствие войны, которую вела Александрия, скорее всего не была столь масштабной, как это представлялось, ибо весьма вероятно, что огонь достиг только тех книжных хранилищ, которые предназначались на экспорт. {76} Как бы там ни было, изъятия, производимые по личной воле Антония в библиотеке Пергама, позволили восстановить ее до падения династии.
Наконец, последний памятник, достойный посещения, — Сема, гробница Александра, построенная первым Птолемеем и реконструированная Птолемеем IV Филопатором, чтобы дать последний приют скончавшимся Лагидам. К сожалению, нам ничего не известно о ее внешнем виде и архитектуре, также как и не установлено точное местонахождение гробницы. И конечно же Александрия располагала всеми необходимыми для любого греческого города и украшающими его жизнь сооружениями: театром вблизи царского дворца; местом для собраний — центральной рыночной площадью с пересекающей ее Канопской дорогой; стадионом на юге города и ипподромом на востоке. Среди многочисленных храмов, воздвигнутых в честь греческих богов, следует упомянуть о великом Серапеуме, располагавшемся на холме над городом; его бесформенные развалины видны рядом с колонной Помпея. Портовый комплекс, главное подтверждение существования Александрии, был особенно грандиозным с двумя основными доками, разделенными плотиной, которая связывала остров Фарос с берегом: Большой порт на востоке и порт Эвност («Счастливое Возвращение») на западе. В этом последнем внутренний порт Кибот — дословно «Коробка» — был соединен каналом с озером Мареотис и канопским рукавом Нила. Существование воды вокруг Александрии не должно вводить в заблуждение относительно главной муниципальной проблемы, от решения которой зависело выживание города. Она состояла в обеспечении города питьевой водой, так как вода в озерах и каналах была для этого непригодна. Единственным решением стало сооружение под землей целого города с сотнями водоемов, чьи своды часто поддерживались несколькими ярусами колонн. Эти водоемы сохранились вплоть до арабского периода, а некоторые существуют и по сей день. {77}
Согласно Диодору, Александрия должна была насчитывать 300 тысяч свободных граждан, {78} но при этом не рассматривалось, что именно стоит за этой цифрой: только взрослое население или население с учетом детей? С другой стороны, соотношение рабов, которых следовало добавить, невозможно подсчитать. Раньше наблюдалась тенденция преувеличивать число жителей античных метрополий, при этом доходило порой до цифр, сравнимых лишь с численностью больших европейских городов в начале века. И, действительно, весьма вероятно, что на протяжении всего существования птолемеевского Египта проблемы управления городским населением, превышающим полмиллиона жителей, оставались почти неразрешимыми, и только Рим при Антонинах смог спокойно превысить эту цифру благодаря ресурсам невиданной по своей протяженности империи, а также организации государственного управления и своим богатствам. Итак, в какой бы степени ни происходили манипуляции с данными Диодора, было бы неверным приписывать Александрии Птолемеев численность, превышающую 500 тысяч горожан. Подобное количество уже превращало Александрию в мегаполис, сосредоточивший в себе около 1/6 общего населения Египта. Таким образом, ее демографическая нагрузка была бы сравнима с проблемой перенаселения современного Парижа по сравнению с пустынями во французских колониях! В подобных условиях, вероятно, второй по значимости город, Мемфис, не мог бы превзойти по численности и половины столицы. {79}
В большинстве своем население Александрии состояло из уроженцев различных областей греческого мира или районов Малой Азии и Балкан, более или менее недавно эллинизированных. Знатные семьи гордились принадлежностью к македонцам, как царская семья, и при дворе очень долго сохранялось употребление дорического диалекта, который отличал аристократию от александрийских плебеев. Цари всегда стремились держать египтян в меньшинстве; зато они всячески поддерживали поселения евреев, по крайней мере вплоть до правления Птолемея VI. В одном из пяти кварталов города ( Дельте), неподалеку от царских дворцов, евреев было даже больше, чем представителей какой-либо другой национальности. Им принадлежало множество синагог, рассеянных по городу и его окрестностям, где они собирались для чтения Торы. Преследования, которым они подвергались в Иудее при правлении Селевкидов, спровоцировали исход евреев, противившихся политике эллинизации, насаждаемой Антиохом IV. Благосклонность Птолемея VI и Клеопатры II дошла до того, что позволила иудейскому первосвященнику Ониасу IV отреставрировать храм в Леонтополе (Тель-эль-Яхудье), в восточной дельте, в качестве компенсации за потерю святилища в Иерусалиме, оскверненного эллинистскими религиозными обрядами. {80}
Побережье вокруг Александрии постепенно урбанизировалось. В пятидесяти километрах на восток Тапозирис Магна была украшена храмом в египетском стиле, чья белая крепостная стена в наши дни все еще смотрит на море. Виноградники, которые выращивались на земляном валу, разделявшем этот город и столицу, славились своими сортами вин и их выдержкой. На западе — Каноп, город в устье одноименного рукава Нила, считался излюбленным курортным местечком александрийцев, которые отправлялись туда на лодках по каналу, берущему свое начало в столице, утопающей в цветах, звуках флейт и тамбуринов. {81} Город славился также многочисленными святилищами, среди которых храм Сараписа был знаменит своими оракулами. На севере города, на вершине мыса Зефириона, защищавшего городской порт, возвышался храм, посвященный Арсиное Филадельфии, приравненной к Афродите. На алтарь этого святилища царица Береника II принесла в жертву прядь своих волос. Именно этот скромный дар вдохновил поэта Каллимака на создание своей самой прекрасной элегии, переведенной позднее на латынь. Существовала легенда о том, что прядь исчезла, дабы вновь появиться на небесах в виде одного из созвездий. {82}
Александрия с ее прибрежными землями была отделена от Египта так называемыми лагунными и заболоченными полосами, окаймлявшими весь север дельты вместе с живущим там с незапамятных времен немногочисленным населением, не вполне ассимилировавшимся, добывавшим себе пропитание за счет скотоводства и рыболовства. {83} Это была неизведанная и маргинальная область, которой египетская традиция приписывала множество мифов, как, например, тех, что рассказывали о детстве Гора, нашедшего в этих зарослях вместе со своей матерью Исидой прибежище от смертельной ярости Сета. В восточной стороне, напротив Александрии, находится укрепленный город Пелузий, защищающий Египет от вторжений из Азии, сдача его очень часто становилась началом захвата страны иностранными войсками. И наоборот, Пелузий играл, в свою очередь, роль центра сосредоточения войск и являлся базой отправки захватнических экспедиций в Сирию. {84}