Отвечая за несколько сотен мумий, распределенных по семьям, хоахиты, таким образом, компенсировали скромность сумм, полученных на уход за покойниками, их большим количеством. Длинные списки мумий, дошедшие до нас через архивы, демонстрируют, что не все умершие распределялись по одному статусу. Некоторые покойники имели название п-хеси, что означает «избранник судьбы, праведник», другие же называются п-хери— «выдающийся, святой». Неизвестно, по какому принципу хоахиты получали доход с этого привилегированного статуса. Из-за двойственности египетского термина хесивыдвигалась гипотеза, что речь шла об утопленниках, так как смерть в волнах Нила приравнивалась к обожествлению. {190} Но такое объяснение не может распространяться на большинство случаев. Дары и жертвенные возлияния вина составляли главную обязанность, которую хоахиты выполняли в честь неподвижных «обитателей» до тех пор, пока живой родственник продолжал платить. Предметы, используемые хоахитами для их ритуальных целей, состояли из ваз для возлияния, кадильниц для окуривания и переносных жертвенников. Все они могли представлять некоторую ценность, как о том свидетельствует жалоба, написанная хоахитом Осороерисом, сыном Хора, в 127–126 годах главе охраны правопорядка пригорода Фив, Диофанту. Он пишет, что в то время как все силы охраны были призваны на правый берег по случаю посещения Фив главным стратегом Лохом, трое неизвестных воспользовались ситуацией, чтобы взломать дверь принадлежащей ему временной гробницы и унести все рабочие инструменты. Тела же, которые хранились там в ожидании погребения, были съедены шакалами, которые проникли в святилище после грабежа. Жалующийся насчитал ущерб похищенных вещей в десять талантов или шестьдесят тысяч драхм бронзой — сумма, которой можно было бы прокормить семью из пяти человек в течение целого года. {191}
Как и хоахиты, тарихевты образовывали монополию, и обязанности каждого из них разграничивались по очень жесткому территориальному принципу. Однако, в отличие от хоахитов, чье эксклюзивное право ограничивалось лишь гробницами, тарихевты обладали более широкими возможностями, контролируя ту или иную деревню, тот или иной район, а иногда целое социо-профессиональное сообщество. Так, первого июня 119 года между двумя парасхитами — Аменхотепом, сыном Хора, и Петенефотесом, было заключено соглашение, тщательным образом разграничивающее область их компетенции. Деревни, обозначенные в этом соглашении, принадлежат трем различным номам на окраине Фив: пригород Фив, Патиритский ном на юге и Коптосский ном на севере. Населенные пункты Фив были разделены таким образом: левый берег ( Мемнонея) — Петенефотесу, правый берег (Диосполь и Медамуд) — Аменхотепу, за исключением жрецов Амона и их рабов, которых должен мумифицировать Петенефотес. Такое разделение, само собой разумеется, не соблюдалось, так как в течение последующих четырех лет каждый из них как минимум три раза подавал жалобу на греческом языке в суд эпистата на предмет повторяющихся нарушений буквы договора второй стороной. {192}
В Мемфисе антафиасты по такому же принципу разделяли кварталы городов и деревни. Доказательством служат папирусы, написанные на демотическом языке, представляющие собой длинные списки заранее распределенных будущих покойников, в случае передачи имущества энтафиастом своим наследникам. Девушки, в отличие от своих соратниц из Фив, не могли сами заниматься этой профессией, но они имели право получать доход. В 75 году Таинхис, наследница одной из известных фамилий мемфисских бальзамировщиков, оставила своей дочери Сенамунис права, касающиеся погребальных служб одной трети деревни, названной «Хвост Крокодила», из округа Унхемсо всеми жителями, треть из двух деревень «Новых Земель Пта» со всеми жителями, треть «Греческого квартала» Мемфиса; […] треть пастофоров (низших жрецов), служащих Осирису-Апису и Осирису-Мневису; треть виноградарей (из нома Мемфиса), к которым добавились доходы с трех заупокойных часовен в некрополе. {193} Мы можем предположить, что Сенамунис, как и ее мать Таинхис, должна была предоставить желанную прибыль другим энтафиастам. Такая передача имущества способствовала эндогамии в очень закрытом сообществе. Мы не знаем, как был организован процесс разделения сфер влияния на деревни и на социо-профессиональные группы с держателями прав на две другие трети. Мы можем только надеяться, что подобный образ жизни позволял избегать спорных вопросов в возможных притязаниях, как это произошло в случае с тарихевтами из Фив.
Архивы хоахитов открывают нам множество интересных документов, например, два приказа и один детальный отчет дают полное представление о процессе, который столкнул ассоциацию хоахитов с неким Гермием во время правления Птолемея VIII Евергета II и двух его жен, Клеопатры II и Клеопатры III в 117 году. Гермий принадлежал к семье военных греков, обосновавшихся в Египте за век до случившихся событий. Его отец, Птолемайос, служил в гарнизоне в Фивах, где и получил просторное жилище в свое пользование во время правления Птолемея IV Филопатора. После смерти царя в 205 году в Верхнем Египте разразились восстания против александрийской власти. Фиваида отпала, и во главе ее встал местный фараон, Хургонафор. Птолемайос, как и его соратники, связанные с властью Лагидов, бежал, покинув свой дом. Можно предположить, что его имение было захвачено повстанцами и продано с аукциона. В 182 году, двадцать три года спустя после кровавых событий, а значит, спустя, по крайней мере, пять лет после обширных репрессий над повстанцами, царь Птолемей V Эпифан снова пришел к власти над разрушенной страной. В это время фамильное гнездо Гермия было разделено между тремя родами, две сестры одного из них продали свою часть фуражиру по имени Хериус. Вероятно, в доме вообще никто не жил, так как строение значилось в документах как разрушенное и пришедшее в абсолютную негодность. Различные части строения переходили из рук в руки, но в 153 году эта земля заинтересовала хоахитов, которые постепенно стали ее скупать. Спустя некоторое время все, что осталось от старого имения Птолемайоса, было полностью разрушено (из архивов видно, что на этом месте была лишь абсолютно голая земля с остатками фундамента). В 127 году хоахиты, будучи обладателями трех четвертей земли, построили на ней новое здание. В следующем году владелец остатка земли, кавалерист по имени Аполлоний, послал в греческий суд хрематистов жалобу на хоахитов, которые, по его мнению, посягали на его участок. Последние согласились вести переговоры, и вскоре после денежной компенсации Аполлоний согласился забрать жалобу и уступить все свои права хоахитам.
Именно в этот момент появляется Гермий, сын Птолемайоса, старый владелец разрушенного жилища. Тогда в возрасте шестидесяти или семидесяти лет Гермий обосновался в Омбосе, важном военном центре, расположенном в 175 километрах южнее Фив, являясь офицером пехоты. Его возраст и положение, без сомнения, позволяли Гермию выйти на законную пенсию. Свободное время он посвятил возвращению имущества, когда-то оставленного его семьей в Фивах. Он сумел легко вернуть себе 20 арур (5,5 гектара) земли под пшеницу, которую жрец бога Амона, некий Хармаис, купил у гражданина по имени Аполлоний, присвоившего себе этот участник земли еще во времена Хоргонафора. Гермию это удалось, так как он смог доказать, что земля записана на имя деда его матери. По такому же принципу он убедился, что дом хоахитов построен на месте его собственного родового имения. Однако бывший офицер не располагал никакими документами в подтверждение своих прав. В течение последующих восьми лет он будет пытаться всеми возможными легальными способами вернуть себе то, что, по его мнению, принадлежало роду Гермия. Так как хоахиты обладали всеми документами по продаже, подтверждавшими законность приобретения спорной земли, Гермий выдвинул обвинение против одного из продавцов, а именно, женщины по имени Лобаис. Она не могла доказать свое законное право на обладание той частью земли, которую продала хоахитам. Лобаис признала это в акте отречения, подписанного перед греческим судом хрематистов, куда, собственно, Гермий и подавал жалобу. Опираясь на этот документ, почтенный грек попытался добиться явки в суд хоахитов, но те удалились к себе на левый берег. Между 125 и 117 годами Гермий шесть раз обращался к различным высокопоставленным чиновникам, чтобы добиться изгнания хоахитов из своего дома. К 118 году те избрали тактику игнорирования всех предупреждений, но начиная с 119 года давление, оказываемое Гермием, становилось все сильнее, так как он окончательно покинул Омбос, выйдя в отставку. Тогда хоахиты явились в суд эпистата нома предместья Фив в сопровождении талантливого адвоката, владеющего всеми необходимыми документами. Гермию, который даже не воспользовался помощью адвоката, было отказано в просьбе. Он не отчаялся и сразу написал высокопоставленному лицу, эпистратегу Фиваиды, но видимого результата не последовало. Наконец в 117 году он обратился с последней петицией к стратегу, который передал дело во второй раз в суд эпистата в предместьях Фив. Результат остался тем же, хотя на этот раз Гермий был в сопровождении адвоката, приготовившего обвинительную речь против хоахитов.