Какой вывод можно из этого сделать? Художники, ставившие эти имена на зеркалах, вазах и фресках, не копировали их послушно, буква за буквой, с греческих образцов; они писали их так, как слышали, то есть имена Агамемнона, Ахиллеса, Клитемнестры, Александра и Ганимеда выходили из уст этрусков в виде Achmemrun, Achle, Klutumstra, Elcste, Catmite. Проще говоря, в Этрурии эти имена были на слуху, и это можно объяснить только декламацией стихов, эпоса и в особенности драмы.
Таким образом, этрусские трагедии, несомненно, существовали, по крайней мере, в III–II веках до н. э., параллельно с расцветом латинской трагедии, и в такую перспективу прекрасно вписывается драматург Воль-ний, упомянутый Варроном. Он говорит об этом неизвестном авторе в трактате «О латинском языке», в связи с названиями трех изначальных латинских племен (триб). «Изначально территория Рима была поделена на три области, откуда и произошли названия триб тициев, рамнов и луцеров. По Эннию, тиции назывались по имени Тита Тация, рамны — по имени Ромула, а луцеры, согласно Юнию, — по имени Лукумона, но Вольний, писавший трагедии на этрусском языке, объявил все эти слова этрусскими (sed omnia haec vocabula Tusca, ut Volnius, qui tragaedias Tuscae scripsit, dicebat)»{719}.
Ничего другого нам о Вольнии неизвестно: его имя — имевшее широкое распространение как родовое имя в форме Вельна или Велина в Волатеррах, Сиене, Клузии, Перузии и Болонье — ничего не говорит нам о его происхождении. Из текста Варрона вовсе не следует, что он, как Невий в конце III века до н. э., посвятил трагедию Ромулу и основанию Вечного города. Но Вольний был одновременно драматургом и ученым, подобно Акцию во второй половине II века до н. э., подкрепляя свой поэтический дар исследованиями в филологии. Акций полемизировал с Луцилием по поводу реформы орфографии Вольний, как указывает Марк Юний Гракхан — друг Гая Гракха и исследователь истории гражданского права, вмешался в дискуссию, ведшуюся со времен Энния, об этимологии названий трех римских племен. Все указывает на то, что он тоже жил во времена Гракхов или чуть позже и был принят в круг римской интеллигенции. Он делил свою жизнь между столицей и своей малой родиной, к которой был сильно привязан. Он настаивал на этрусском происхождении спорных названий, и современные филологи признают его правоту. Он очень гордился национальными традициями и, вероятно, написал свои этрусские трагедии из беззаветной преданности дорогому делу, находившемуся под угрозой: эти уже устаревающие ученые произведения, верно, исполняли на последних подмостках в Клузии и Волатеррах, раздувая in extremis угасающее пламя. Когда Варрон упоминает о факте: tragaedias Tuscas scripsit, это не значит, что кроме Вольния никто этим не занимался и что у него не было предшественников. Варрон просто хотел сказать: этот Вольний, бывавший среди нас, такой образованный человек, прекрасно знавший латынь и бывший, по сути, таким же римлянином, как все, сочинял трагедии на своем родном языке, очень сложном для понимания. Но мы-то можем быть уверены, что Вольний был последователем длинной череды поэтов, чьих имен мы никогда не узнаем, но чьи произведения нашли свое отражение на погребальных урнах, а стихи звучали в ушах ремесленников, наконец, чей трагический стиль определил собой этрусскую историографию, придав ей специфическую форму.
Историческая литература
Разумеется, у этрусков была историческая литература. Но и здесь мы сталкиваемся с не менее сложной проблемой, чем та, что связана с театром. Ибо она тоже полностью утрачена, и хотя ее существование подтверждается двумя надежными свидетельствами, сами тексты остались только в отрывочных переводах и, естественно, в искаженном виде, переработанные латинской историографией.
Два автора, упоминающие о ней, весьма достойны доверия. Прежде всего это Варрон, которого его друзья-гаруспики, Тарквитий или Цецина, познакомили с «Этрусской историей» (Tuscae historiae): там он обнаружил, среди прочего, целостную теорию о saecula, определяющих судьбу нации, — общее число веков, которое ей суждено прожить, разная продолжительность каждого из них, особые пророчества, знаменующие конец одного века и начало другого. Но Варрон знал, что эта «История» были написана в VIII веке по летоисчислению этрусков, что примерно соответствует II веку до н. э.{720}
Во-вторых, это император Клавдий, выдержки из исторического труда которого мы приводили выше, показав, что его знакомство с этрусскими реалиями почерпнуто из самых достоверных источников. Вспоминая в своей знаменитой речи, произнесенной в 48 году в Лугдунуме (Лионе), фрагменты которой записаны на бронзовой табличке, давнюю легенду о Сервии Туллии, он рассмотрел некоторые ее детали, сравнивая повествование латинских хронистов с изложением auctores Tusci (этрусских авторов){721}.