Слово «двор», столь престижное во Франции XVII века, было хорошо знакомо и нидерландцам, которые, правда, не вкладывали в их «Het Нор» большого значения. Не обладая реальной политической властью и являясь скорее посредником, нежели хранителем суверенитета, штатгальтер, если бы у него и возникло такое желание, не сумел бы образовать вокруг себя какое-либо подобие Версаля. Его неопределенное положение плохо вписывалось в структуру государства. В течение пятнадцати лет, ловко играя на доверии народа, Фредерик-Хендрик управлял страной как монарх. Затем, в 1651 году, последовала отмена штатгальтерата. В 1672 году его вновь восстановили. И так продолжалось весь «золотой век».
Довлеющее влияние буржуазии навязывало принцам Оранским относительно скромный образ жизни. Из принадлежавших этой семье трех дворцов в Гааге один был не более чем небольшим загородным феодальным замком, похожим на крепость, впрочем, весьма импозантную, другой представлял из себя обычный аристократический особняк, а третий, носивший название «Лесной дом», несмотря на претензии владельцев, был похож не на Люксембургский дворец, а на живописную деревенскую усадьбу. Состояние принца, которое основывалось на доходах от личных владений и доли военных трофеев, положенной ему как полководцу, не позволяло содержать свиту. Набожные и безразличные к искусствам (за исключением Фредерика-Хендрика — великого созидателя) принцы Оранские не обладали ничем таким, что позволило бы им собрать вокруг себя блестящее общество. Офицеры, благородные дамы, слуги, множество путешествующих иностранцев — никто из тех, кто сделал тот век «золотым», не вышли из придворного круга. Во второй четверти столетия Амалия Ван Сомис, супруга Фредерика-Хендрика, предприняла попытку создать двор, достойный не только этого великого человека, но и Нидерландов, которые в ту пору находились на вершине своего могущества. В результате клан принцев еще больше замкнулся на самом себе и удалился от народа, превратясь в маленькую офранцузившуюся колонию, затерянную в море настоящей Голландии. Обитатели дворца разрослись за счет толпы пажей, разодетых в парадные камзолы и испанские панталоны, молодых французских и немецких дворян, получивших чины в нидерландской армии. Театральные постановки, комедии, концерты, маскарады, балы, скачки, охота и даже турниры действительно создавали подобие веселой, но ничем не одушевленной версальской суеты.
Все это было мишурой, которая раздражала привыкших к умеренности и воздержанию буржуа. Зато французский король именовал Фредерика-Хендрика «Ваше Высочество», а король Англии предложил сыну штатгальтера руку своей дочери. Придворные изъяснялись исключительно по-французски, одевались по последней парижской моде и даже ели «а ля франсез». Франкоманией заразились и некоторые представители буржуазии, которые обезьянничали, перенимая у дворян их манеры. Но никакой живой струи это течение не внесло. Вильгельм II, пренебрегавший политикой, любивший светскую жизнь, не пропускавший ни одной юбки, завязавший скандальный роман с французской актрисой по прозвищу «Девятый вал», перешел все границы. Штатгальтерат был упразднен на целых двадцать лет. Двор сократился и все это время жил замкнутым мирком своих интриг.
«Королевские игры» немного значили для простого народа, который все еще жил преданиями о Великом Молчальнике.[10] С картины Яна Стена, выполненной около 1660 года, на нас смотрят славные ребята, празднующие в кабачке день рождения принца.{175} Сам принц, будущий Вильгельм III, танцевал французские балеты в своем гаагском дворце на тягостных торжествах вроде годовщины мира 1668 года: всю долгую ночь надо было танцевать в переполненных залах бывшего манежа, где люди теряли сознание от духоты; есть в дрянных буфетах; орать слугам, высунувшись в окно, чтобы заказать себе пива или вина, ибо они дежурили снаружи…