Надежда расширить круг читателей среди эмигрантов, а то и выйти на зарубежный рынок, подвигла многих издателей на выпуск периодики на французском языке — «Нувель экстраординэр де Лейд», «Газет д’Амстердам», «Меркюр галан», которые полюбились гаагской аристократии. Самые крупные из этих изданий имели скорее литературную, нежели политическую или коммерческую направленность.
Мелкие местные экономические интересы очень скоро проявились и в прессе в виде рекламных анонсов. Первый был напечатан 23 мая 1626 года в информационном листке Амстердама по случаю выхода в свет десятого тома «Истории» Вассенара. Начиная с 1631 года объявления становятся расхожей практикой. Они помещались под новостями, вставлялись на полях или обратной стороне листа. Шоколадник Елизар Бассан сообщал, что его «превосходный шоколад» еще несколько месяцев будет продаваться по старой цене; аптекарь расхваливал «чай на травах со швейцарских лугов, который высоко ценится по всему миру». Как правило, такие объявления были призваны убедить читателя в справедливости цены и качестве товара. Но со временем их функция становится универсальной: «На набережной Н. потерялась собака, померанская овчарка, нашедшего…»{220}
Большинство иностранцев поражалось невероятной величине нидерландских налогов. Как только народ не задохнулся под столь тяжким бременем?{221} Как могла процветать торговля в таких оковах? На самом деле система била прежде всего по простым налогоплательщикам и скорее играла на руку крупным компаниям. Время от времени в бедных слоях общества происходили вспышки протеста. В 1618 году муниципалитет Амстердама был вынужден учредить налоговую инспекцию. После 1666 года действия этого органа вызвали ряд столкновений корпораций текстильщиков с властями. В основе сложившейся ситуации лежали огромные долги, сделанные государством в годы войны. Народ дорого платил за свое освобождение. К 1600 году Земли Генеральных штатов все еще оставались должны почти 13 миллионов гульденов. Кредиторами выступали главным образом регенты, которые, управляя государственными делами в собственных корыстных интересах, поддерживали высокую процентную ставку на сумму долга.{222}
Прямые налоги собирались с состояния («две сотых»), равно как и с недвижимости (пропорционально жилой площади), с хозяйства («выкупной налог»). Сумма сбора менялась в зависимости от принадлежности налогоплательщика к тому или иному классу по установленной шкале. Находившийся на самом верху так называемый «капиталистический» класс объединял граждан, имевших доход более 2 тысяч гульденов и живших на широкую ногу. Особо крупные сборы взимались с операций по продаже недвижимого имущества и долгосрочных арендных договоров. Время от времени к этим поборам добавлялись чрезвычайные налоги для финансирования военной кампании или широкомасштабных общественных работ. Удваивался или утраивался налог на недвижимость, повышался торфяной сбор или печной налог, вводилась временная подушная подать, взимался 1 % с капитала.
Косвенные налоги были более многочисленными и более тяжелыми. В Лейдене соляной сбор достигал почти 100 %; налог на пиво поднимался до 66 %, хлеб — 25 %, мясо — 14 %. Правила менялись в зависимости от места. Вино, проданное частным лицам, обходилось в Амстердаме в два раза дороже, чем пиво; с кабатчиков взималось податей в 1,5 раза больше, чем с простых мещан. Налогами облагались уксус, сахар, живность, рыба — все продукты потребления. В 1621 году был введен налог на растительное масло, в 1623-м — на табак, в 1625-м — на сливочное масло.
1624 год ознаменовался изобретением гербовой бумаги. Налогообложение достигло к концу века таких высот, что мясное блюдо в амстердамском трактире, еще не дойдя до посетителя, облагалось пятнадцатью разными сборами, а рыба под соусом — тридцатью. Акцизный контроль осуществлялся самым тщательным образом. В Утрехте муниципальный инспектор по налогам на пиво сам со свечой в руке обходил погреба пивоваров и пересчитывал бочки. Каждый бочонок, продававшийся заведением, должен был иметь акцизную печать и заносился в реестр с записью имени и фамилии получателя. В случае нарушения правил инспектор имел право проводить следствие, допрашивая под присягой самого торговца, его жену, детей, слуг и соседей. Проскочить сквозь такую сеть было весьма непросто. Бесчисленные ввозные и дорожные пошлины, плата за право выставлять товар на рынке больно били по товарообмену внутри страны, ухудшая и без того неважное положение на внутреннем рынке, в то время как большая портовая торговля расцветала при относительно невысоких таможенных сборах.{223}