Возвращаясь с могилы, срывают три раза траву, растушую на кладбище, и бросают ее через плечо, говоря: «Да прекратится смерть на веки веков, аминь!» Когда выходят с кладбища, все обмывают руки, становятся в большой круг, в средину которого входит сын, или наследник покойника, или же ближайшие родственники его, если сыновей нет; раввин читает молитву за покойника, а потом все утешают родного или родных его и оттуда отправляются в дом покойника. Там приготовляется обед или ужин (если поздно бывают похороны); раввины читают там молитвы, мишну, Талмуд и Книгу Иова в честь души покойника. Целый месяц, а иногда целый год горит лампа с маслом на том самом месте, где душа вышла из тела, по причине вышеописанной; целый месяц читают там молитвы по три раза в день и по целым дням до глубокой ночи женщины-плакальщицы просиживают там и плачут; другие женщины деревни и девушки приходят туда также ежедневно участвовать в общем рыдании. Обед и ужин обязаны кушать в том же доме, и сюда каждый хозяин приносит свои кушанья. Мужчины кушают отдельно в комнате покойника, а женщины тоже отдельно; такие общие обеды и ужины продолжаются тоже целый месяц. По окончании же месяца наследник покойника или вдова приготовляют обед и ужин для целого селения; если они бедные, то общество помогает им в этом. Тогда опять раввины читают молитвы ради успокоения души покойника и скорого вхождения ее в рай. Такие поминки возобновляют по окончании года, в тот самый день, в который покойник умер; тогда делается еще раз всеобщий обед и ужин для целого общества. Траур по усопшему исполняют по установлению религии, разрывают верхний кусок платья под воротником, возле груди, и так ходят в разорванном платье целый год.
В Кубе мне рассказывали евреи, но я сам не видел, что в течение первого года от смерти какого-нибудь молодого, храброго человека женщины не раз берут его лошадь, надевают на нее сбрую, на коня садится верхом молодая женщина, ростом с умершего, причем она одета в его костюм, с его пистолетами, кинжалом и шашкою. Все женщины и девушки собираются и окружают коня, начинают при этом плакать, кричать и рыдать, бьют себя в груди, зовут эту женщину его именем и оглашают воздух воплями. Этим они себе воображают, что покойник сам сидит верхом на коне и одет как живой пред ними. Представление такого рода доводит их до экстаза. Вообще, женщины горских евреев очень склонны к плачу и ищут случая, для того чтобы было о чем поплакать. Так, когда я объезжал Прикаспийский край и Терскую область, я везде встречал женщин, оплакивающих покойников. Они говорят: «У нас такой адат, - когда мы выплачемся, то на сердце легче делается». Помню, например, что по приезде моем в селение Янгикент, лежащее недалеко от селений Маджалиса в Кайтаго-Табасаранском округе, я услыхал издали пение женщин; с тамошним раввином я отправился по тому направлению, откуда оно слышалось, и спросил раввина, что это за пение. Он мне ответил, что это не пение, а плач женщин. И действительно, когда мы подошли поближе, то увидели, что почти все женщины деревни сидят в живописной группе и плачут с такой странной мелодией, что издали казалось, будто они пели; их глаза уже опухли от рыдания, и все они были избиты страшным образом. Я спросил их, давно ли умер тот, которого они оплакивают. Представьте мое удивление, когда я услышал, что уже 25 лет прошло после смерти оплакиваемого!»
В Дагестане, как и у некоторых других народов, мужчины в знак траура несколько месяцев не бреются, родственники покойного не посещают свадьбы и праздники. Бывает, что могилы особо выдающихся людей со временем превращаются в зияраты (места особого почитания). Над могилами таких святых и праведников строят особые помещения, украшают флагами. Их поминают в молитвах. В Хунзахе особым почтением пользуются могилы Абу-Муслима (теперь она является частью мечети), который, как считается, принес в Дагестан ислам, и могила 2-го имама Гамзат-бека.
Наследование
Знаток родового быта горцев Б. Далгат писал: «Родительский дом, все, что осталось, наследовал младший сын, который с ними и проживал. И ему, вместе с непосредственными заботами о стареющих родителях, перепадало из имущества больше». На этой почве между братьями порой возникали конфликты, нашедшие свое отражение в народном фольклоре. Например, в горской драматической балладе «Али, оставленный в ущелье» говорится о двух старших братьях, заманивших младшего на ловлю птенцов сокола в пещеру недоступной скалы и бросивших его там. Младший брат просил его спасти, обещая отдать за это полученное от родителей наследство. Но старшие ушли, заявив, что разделят наследство без него.
Однако раздел имущества после смерти родителей был у горцев явлением крайне редким и осуждался общественным мнением. Еще при жизни родители обязаны были снабдить взрослых детей всем необходимым.
Женщина как наследница получала треть доли мужчины. Если умирала жена, оставив после себя детей, половина ее имущества переходила к мужу. Если же умирал муж, то имущество жены и земля сохранялись за ней. Особенно жестко этот порядок соблюдался в Дагестане, где муж, в отличие от европейского права, не мог распоряжаться имуществом жены без ее согласия. Более того, в случае смерти жены бездетного мужа участок земли, полученный в качестве приданого, возвращался ее сородичам. Таким образом, имущественное положение горской женщины на Кавказе было прочным. Ограничение прав горянок сводилось лишь к получению меньшей по сравнению с мужчиной доли наследства и неучастию в политической жизни общины.
О наследовании у адыго-черкесских племен Западного Кавказа уже знакомый нам фон дер Ховен пишет так: «Имение, оставшееся после смерти родителя, движимое и недвижимое, делится на равные части между детьми мужеского пола, в выборе которых они имеют право по старшинству. Дети женского пола не имеют участия в сем разделе, но до замужества должны быть содержимы братьями и по состоянию получают приданое из рабов и движимого имения. Вдова, когда ее покойным мужем ничего не было ей отказано, не имеет участия в наследстве, но по смерти должна иметь пропитание у детей своих. Часто, когда братья живут согласно, имение остается неразделенным, но каждый из них вправе потребовать такового раздела. В случае бездетства имение умершего делится на равные части между ближайшими его родственниками мужеского пола в боковой, восходящей и нисходящей линии. В фамилию же жены имение не переходит. Когда бы не нашелся никто из родственников мужеского пола, то владетель Абхазии делается наследником умершего; когда бы остались одни дочери, он обязан их содержать до замужества и поделить приданое…»
IV. ИЗ КАКОГО ТЫ РОДА?
Родовая община
Большая семья, известная у горских народов Северного Кавказа под разными наименованиями, объединяла до пяти и более поколений ближайших родственников, преимущественно по прямой нисходящей линии (родители, их женатые сыновья, внуки и т. д.) Численность ее достигала 40-60, а иногда 100 и более человек. В ряде случаев в больших семьях, особенно феодальных, проживали и рабы, являвшиеся собственностью владельцев. На протяжении столетия рост числа членов семьи приводил к дроблению семейной общины. Выделившиеся семьи по мере возможности селились рядом, поблизости от отцовской семьи. В высокогорных альпийских районах ландшафт и форма хозяйства делали рациональными расселение малыми деревнями (по 15-30 дворов); в долинах и на равнине вырастали крупные «урбанизированные» аулы (от 100 до 1000 домов), где настоящие и бывшие родственники селились «концами» или кварталами (в Дагестане они назывались «мехле» или «авал»).