В Осетии
Осетия в начале XIX века была разделена на ряд самостоятельных обществ, каждое из которых имело особую организацию.
На востоке, в бассейне рек Терека, Гизельдона и Генольдона, располагалось Тагаурское общество, состоявшее, по данным на 1812 год, из 20 аулов (1150 дворов). Вся власть в этих селениях принадлежала феодальным фамилиям: Алдаровым, Джантиевым, Дударовым, Есеновым, Кануковым, Кундуховым, Мансуровым, Титановым, Тулаповым, Тхостоевым, Шанаевым.
По соседству, в долине Флагдона и его притока Уредона, находилось Куртатинское общество. В 1812 году в нем имелось 780 дворов, а к 1826 году, в результате массового переселения с гор на равнину, осталось всего 300. Внутреннее управление в Куртатинском обществе было сосредоточено в руках феодалов-таубиев: Арслановых, Богоевых, Борсиевых, Гумицаевых и др.
Территорию по реке Ардон и его притокам Масшсон, Нардон, Адаекомдон и Цимидон занимало Алагирское общество. В первой четверти XIX века оно объединяло свыше 30 аулов, около 700 дворов или 8600 чел. Политическая власть в Алагире находилась в руках «сильных», то есть феодальных фамилий («стыр» или «тыхджын мыггаг»). В ущельях западной части Северной Осетии, в верховьях Урупа, располагалось Дигорское общество, разделявшееся на три отдела: Донифарский, Стыр-Дигорский и Топан-Дигорский. Экономическая и политическая власть здесь принадлежала феодальным бадилятским фамилиям: Абисаловым, Бетлевым, Кабановым, Караджаевым, Кубатиевым, Тутановым, Чегемовым.
В первой половине XIX века часть осетинского населения переселилась на равнину центральной части Северного Кавказа. По данным авторов «Обзора политического состояния Кавказа в 1840 г.», дигорцев насчитывалось 8 тыс. чел., алагирцев - 5881, куртатинцев - 3878 и тагаурцев - 9640. Все они «имеют приставов, которые состоят в ведении Владикавказского коменданта», а дигорцы - начальника Центра Кавказской линии.
В Чечне и Ингушетии
В чеченском и ингушском обществах классовое деление было выражено менее четко. По свидетельству ингушского просветителя и этнографа Ч. Э. Ахриева, «в прежнее время, когда члены одного рода жили вместе в жилых родовых башнях, каждый род имел своего старейшину, который играл большую роль в жизни тейпы. Кровь старейшего члена общества ценилась вдвое дороже крови обыкновенного галгаевца». Чеченский этнограф У. Лаудаев писал: «Старший в роде уважался своею фамилией. Он решал домашние несогласия и споры, он был и отцом фамилии, и наставником, и начальником. В случае спора двух фамилий старшие в роде советовались, как бы уладить дело; уславливались, и никто не противоречил». О демократизме общественного строя вайнахов свидетельствует предание об Ивизды Газде:
«Испокон века жили ингуши в Галгайском ущелье. Поперек ущелья была сделана каменная стена, и стояла их стража у единственного входа. Без разрешения часового никто не мог ни войти, ни выйти. Начальником у входа был некий Пхягал Бярий (герой эпоса). Стража и вся страна находились под управлением «отца» (старшего в роду) трех селений, отца Беркинхоевых, отца Евлоевых и Ферти Шауль, устанавливавших законы. Однажды пришла им в голову мысль: «Сколько ни живет на свете людей - у всех есть князья. Не лучше ли нам над собой поставить князя?» И каждый из четверых в сердце своем возмечтал сделаться князем. Тогда собрали они всех галгаев. Три дня и три ночи продолжалось их совещание на лугах Coy. Один лишь ингуш по имени Ивизды Газд не явился на всенародное собрание, несмотря на то, что за ним послали вестника. Когда же он узнал, что собравшиеся готовятся метать жребий, кому быть князем на Ингушетии, то решил поехать на выборы. На себя надел он шелковый халат, оседлал лучшего коня, взял отделанную золотом шашку. Свою роскошную шелковую одежду он опоясал вьючным ремнем, которым увязывается груз на спине осла. В таком виде явился он на собрание, где сошлась вся страна галгаев. Здесь его спросили:
- Скажи, почему не являлся ты эти три дня на собрание? Ведь мы несколько раз посылали за тобой.
- А что я мог сделать, если бы пришел? - отвечал Газд.
- Почему ты на коне, почему надел шелковые
одежды, почему повесил к поясу отделанную золотом шашку и опоясался грязным ослиным ремнем?
- Не идет разве мне этот грязный ремень? - спросил Газд.
- Как может идти ослиный ремень к шелковым одеждам? - ответили собравшиеся.
- Клянусь моим отцом! - воскликнул Газд. - Как ослиный ремень к шелковым одеждам, так князь и раб не идут ингушам!
Тогда все собравшиеся единодушно постановили: «Пусть вырастет негодное потомство у того, кто ныне предложит поставить над нами князя». И разошлись собравшиеся со словами: «У кого есть рабы, пусть сейчас же отпустит их на волю». Лишь после переселения значительной части ингушей и чеченцев на равнины, когда появились селения, основанные крупными владетелями (Ногай-мирзой, Чермоевыми, Чуликовыми и др.), возникли условия для формирования феодальной верхушки. Тем не менее, по утверждению М. Л. Тусикова, «несмотря на влияние соседних осетин и кабардинцев, имеющих сословные деления, несмотря на соседство с феодальной Грузией и влияние царской России, ингуши и чеченцы оставались такими же «борздасанна» (вольными, как волки), не признающими сословных привилегий…».
В Дагестане
Наиболее сложной была феодальная структура в Дагестане, отличавшемся этнической пестротой населения, многообразием географических и климатических условий. Во владениях равнинного и предгорного Дагестана высшее место в феодальной иерархии занимали шамхалы, уцмии и майсумы, а в нагорной части - ханы. В своих владениях они пользовались неограниченными правами и привилегиями, их воля являлась законом. Схожими правами пользовались также бии - старшие князья. На звание шамхала, уцмия, майсума могли претендовать только самые старшие представители княжеского рода по прямой линии. Например, шамхальство Тарковское составляло одну из дагестанских провинций, владетели которой титуловались шамхалами и, кроме того, имели еще титул владетеля Буйнакского, валия Дагестанского, а некоторое время и хана Дербентского.
Происхождение Шамхальского и ряда других дагестанских владений хроника «Дербенд-намэ» («Сказание о Дербенте») описывает следующим образом: «Его высочество Мюслиме (арабский завоеватель Абу-Муслим - Авт.), устроив дела города Дербента, предпринял поход против кумыков. Кумыки вышли навстречу ему, но после нескольких сражений покорились и приняли исламизм. Его высочество соорудил джума-мечети (главные или пятничные мечети) в городе кумыков (Тарки - Лет.) для вновь обращенных мусульман, назначил Шахбала, сына Абяуллы, сына Абаса, правителем и начальником страны и дал ему кадия для сообщения народу правил ислама, после чего он сам обратился против каракайтагов. Племена каракайтагов изготовились к войне, но после многих сражений, происшедших в различных местах, большая часть каракайтагов искала спасения своего в покорности и обращении в исламизм… При его высочестве находился один из его родственников, по имени Эмир Хемзе; его высочество назначил его начальником над каракайтагами, и от него происходят нынешние уцмии (так называются государи) каракайтагов. Большую часть жителей Табасарани вначале составляли евреи и неверные. Сначала они тоже не хотели покориться, но после того, как его высочество истребил и взял в плен значительное число их, остальные обратились в мусульманскую веру. В войске его высочества находился добродетельный и набожный человек по имени Мехмед-Масум; его он назначил правителем над обитателями Табасарани и дал ему двух кадиев затем, чтобы они обучали правилам ислама. Отдал он строгое приказание, чтобы с тех пор во всех важных случаях жители Табасарани следовали наставлениям Масума и двух кадиев, и чтобы Масум (Майсум), кадии, Эмир-Хемзе и все племена Дагестана, от Грузии до Дешти-Кипчак, находились в повиновении у Шахбала, правителя кумыков. От этого Шахбала происходят нынешние шамхалы».