А людей Зевс наделил лишь краткими и нечистыми полуудовольствиями да полновесными горестями. Сама надежда — зло, последнее, что осталось на дне свадебного ларца Пандоры, супруги глупого Эпиметея. С тех пор только болезни и смерть бродят по всему свету. Счастье еще, что в тишине. Ведь промысел небес непостижим, а закон — непреложен. Для смертного слово «свобода» само по себе не имеет смысла. Не то чтобы грек был фаталистом или мог повторять, подобно ученикам Лао-цзы: «Предоставьте всему следовать естественным путем и не вмешивайтесь». Нет, он скорее вполне ощущал патетический характер трагедии, в которой играл свою роль. Его экспансивность, многословие, на редкость выразительная мимика и беспрестанные клятвы в чистоте намерений — защитная маска. Что она скрывает? Беспокойство, неуверенность, глубокое внутреннее раздвоение. Агамемнон командовал стотысячной армией, но душ там наверняка было тысяч двести.
Психоанализ
Если бы мы посмели, как уже пытались не раз, приподнять все покровы, угадываемые под золотыми масками из Микен, если бы захотели во что бы то ни стало заняться психоанализом дважды усопшего народа, следовало бы поискать причины любопытства, страсти к игре и беспокойной чувствительности древнего грека в эпоху его «детства». Мы взвесили бы все откровения мифологии, театра и грез, столь характерные, что они подарили имя впечатляющему набору комплексов, в том числе Эдипову, комплексу Антигоны, Электры, Ореста, Пилада и т. д. И к этому мы бы добавили комплекс общей неудовлетворенности. Так чего же не хватало всем этим персонажам{8} (в прямом смысле слова), всем этим людям в масках? Вероятно, нежности обоих родителей. Все они, покинутые и воспитанные либо чужими людьми, либо мужеподобной и сварливой матерью, а то и мачехой, ищут таких отца и мать, каких у них никогда не было. Богиня Гера, неуживчивая супруга Зевса, ничуть не женственнее и не больше годится в матери, чем Елена, Гермиона, Эрифила, Клитемнестра и Пенелопа.
К тому же они, как Тантал, Фиест или поклонники Зевса с горы Ликей, подменяют каннибализмом несовершенный акт любви. Они одержимы материнской кровью, которая одновременно внушает им и ужас, и безумную страсть. И все они однажды понимают, что упустили свою юность. Некоторые, подобно Гераклу, Аяксу, Ахиллу и Амфиараю, тяготеют к самоубийству. Другие (вроде Креонта или Эгисфа) жаждут забыться и компенсировать свою неудовлетворенность безжалостной тиранией. Рожденные в жестоком мире герои четвертой расы, те, кого Гесиод называл полубогами, эти вечно неудовлетворенные создания всю жизнь проводили в битвах, главной из которых оставался конфликт поколений. Это народ, рожденный для театра, трагического театра.
Представления о мире: пространство
Они представляли себе мир иначе, нежели мы, и, без сомнения, иначе, чем современные греки. Передвигаясь пешком, босыми, или путешествуя на невероятно медленных судах, разве могли эти люди обладать таким же, как наше, представлением о земных и морских просторах? Не имея ни настенных, ни наручных часов, разве могли они иметь такое же ощущение времени?
Люди микенской эпохи много путешествовали. Тогда, как и сейчас, пастухи Фессалии шли со своими стадами через Пинд и Парнас до Эпира и Акарнании, за 150 километров от дома. Легенда утверждает даже, будто Гермес, юный бог горы Киллены в Аркадии, отправился красть коров у своего брата Аполлона в туманные горы Пиерии, на самый север Древней Греции, а спрятал их в пещере Пилоса, на крайнем юге Пелопоннеса. Рейды, набеги и грабежи, когда выпадал случай обогатиться, вынуждали постоянные или сколоченные на скорую руку банды совершать многокилометровые переходы, а беглецов и побежденных — преодолевать и еще большие расстояния. До совсем недавнего времени путь измерялся не в километрах и часах, а в днях ходьбы пешком или путешествия на корабле, как это делал Телемах, отправляясь с Ментором из Итаки в Спарту.
Единственными известными верховыми животными были ослики и мулы, неторопливые, зато надежные. Лошадь запрягали только в боевые колесницы, и, если господам случалось отправиться на колеснице в другой город, это имело смысл лишь на равнине. Горные тропы не позволили бы колеснице преодолеть сколько-нибудь значительный отрезок пути. Эдип убил своего отца Лая в овраге, где слишком узкая дорога не давала двум колесницам разъехаться. Произошло это в половине дня пути от Дельф, в месте, которое нынче зовется Стени («ущелье, теснина») и где в 1856 году капитан Мегас уничтожил банду из двадцати четырех преступников. Лай, как повествует легенда, возвращался из паломничества. А сколько других людей ходили на поклон в Центральную Грецию, к устью большой реки, к вершине священной горы, в любые уголки, где можно посоветоваться с усопшими и богами?