И наконец Дега!.. Это совершенно особый случай. Сын банкира, получавший ренту, которая позволяла ему в тридцать лет содержать собственный особняк с гувернанткой, только в 1876 году впервые вынужден был взглянуть на искусство как на средство существования. До этого момента живопись была для него разновидностью аристократического времяпрепровождения, хотя и поглощала его целиком. Случилось так, что его братья, Ашиль и Рене, принявшие после смерти дядюшки Мюссона его дело в Новом Орлеане, — так появился сюжет для картины «Хлопковая контора», навеянной воспоминаниями о путешествии в Луизиану в 1872 году, — совершили несколько неудачных сделок на бирже. Чтобы спасти братьев от полного разорения — ведь это могло бросить тень на репутацию семьи, — Дега отдал им львиную долю своего состояния. Он отказался от особняка, вынужден был продать мебель и большую часть собранной им коллекции картин. Мадам Алеви так объясняла своему сыну, пожелавшему узнать причины столь резкой перемены в жизни художника: «Когда один из членов семьи должен значительную сумму и не в состоянии ее заплатить, честь семьи требует, чтобы долг был уплачен его братьями». На деле, конечно, подобный обычай к тому времени уже канул в Лету, но Дега все-таки был представителем старой Франции, хотя и, став художником, отказался от дворянских привилегий.
Джордж Мур, свидетель семейной драмы, рассказывает, что в течение нескольких лет Дега каждый день с утра запирался у себя в мастерской и оставался там до вечера, отказываясь принимать даже близких друзей.[15] Совсем перестав бывать в свете, — но он туда еще вернется! — Дега работал как одержимый, не брезгуя, по его словам, «даже пятифранковым заработком». Именно в эти годы в его характере появились та язвительность и манерность, которые к концу жизни превратили художника в грозу хозяев гостиных, где он появлялся. Будучи не злым по натуре — многие его поступки свидетельствуют о добром сердце, — Дега нарочно поддерживал свою репутацию сурового человека, позволявшую оградить личную жизнь от вмешательства посторонних.
Превратности судьбы внесли серьезные изменения в творчество художника: Дега отказался от живописи маслом и перешел к пастели, технике более подходящей для быстрой работы. В это время он начал работать над серией «Танцовщицы» — близкой ему как завсегдатаю Оперы темы. Его пастели высоко ценились у любителей живописи, так что Дега всегда имел возможность пристроить свои «изделия», как он называл свои произведения. Успех у покупателей позволял ему гораздо быстрее, нежели другим импрессионистам, справляться с денежными затруднениями. Всего через десять лет после того, как Дега пожертвовал своим состоянием, он снова начал покупать произведения искусства и в конце концов составил одну из самых богатых коллекций, когда-либо собранных художником. В этом смысле он не уступал Рубенсу и Рембрандту, Бонна и Пикассо.
Совершенно в противоположном положении находились выходцы из бедных семей. Ренуар никогда не знал такой нищеты, какую испытали Моне, Писсарро и Сислей. Он родился в семье, где царили традиции скромных ремесленников, уходящие корнями в XVIII век. В раннем детстве Ренуар стал звездой церковного хора Сент-Эсташ, которым руководил Шарль Гуно, затем попал в мастерские по росписи фарфора, затем в мастерскую по росписи штор, где вскоре научился несколькими движениями кисти набрасывать букеты или назидательные сценки. И много лет спустя, нуждаясь в деньгах, он брал заказы на декорирование какого-нибудь кафе или изготовление вывески. Этот заработок обеспечивал художнику существование на несколько дней, тем более что он был не слишком притязателен и мог, например, целую неделю питаться одной фасолью, если получал в качестве гонорара за портрет жены какого-нибудь лавочника мешок этого продукта. А приблизительно с 1870 года, со времени знакомства художника с влиятельной дамой, мадам Шарпантье, которая покровительствовала ему, Ренуар уже довольно легко мог обеспечить себя, рисуя портреты представителей высшего света. Зарабатывая на пропитание, он при этом создавал шедевры.
Клод Моне был тем, на чью долю выпали, вне всякого сомнения, самые черные и горестные дни, причем, как правило, он был повинен в этом сам. Прожигатель жизни, как Мане, Моне, в отличие от последнего, не имел состояния, которое всегда помогает удержаться на плаву. Когда у Моне были деньги, ни он, ни его домашние ни в чем не знали меры. Его отец, вступив во второй брак, редко помогал сыну, и долгое время лишь тетушка из Гавра поддерживала Клода. И он, как избалованный ребенок, не откладывал деньги на черный день, даже если продавал что-то значительное. К тому же кредиторы являлись мгновенно, чувствуя, что молодой человек при деньгах.
15
На книгу мемуаров английского писателя Джорджа Эдуарда Мура здесь и далее автор часто ссылается, см.: Moore George. Memoires de ma vie morte. Grasset. Paris, 1922.