- Как вы считаете, клятвы перед алтарем обязывают нас к чему-либо? - спросил Лиувилль.
- Ну-у... я легко отношусь к таким вещам, - зевнула Доминик.
- Боюсь, что вовсе без церковного обряда мы не обойдемся, - улыбнулся Лиувилль. - Но я, с вашего позволения, минимизирую эти мучения. Завтра, Доминик, вы представляетесь королю, - он поддержал Доминик, которая охнула и сделала вид, что у нее ноги подкосились от неожиданности. На самом деле она уже знала об этом от Греви. Подавая ей руку, чтобы ей было на что опереться, Лиувилль продолжал: - Да, если вам нужно для этой аудиенции что-то особенное, все мои средства в вашем распоряжении. Послезавтра я начинаю оформлять все подготовительные документы к брачному контракту - знаете, замок, земля, много бумажной волокиты.
Вскоре Доминик запорошило вихрем бумаг и утянуло в водоворот векселей, описей, протоколов оценщиков, перечней мельниц, садов, конюшен, виноделен, сыроварен, винных погребов, лугов, пастбищ и прудов с карпами.
- К сожалению, у нас здесь не Англия, - пожимал плечами Лиувилль. - Здесь можно упростить процедуру брака, сведя ее к брачному контракту, но обойти оформление имущественных документов, в особенности на землю, невозможно.
Всю следующую неделю дом Лиувилля аль-Джаззара был наводнен нотариусами и духовенством; по длинному столу, который он временно уступил клеркам, сквозняк перекатывал свернувшиеся в трубку бумаги - планы поместий, расписки и перечни самого разного свойства... В доме хлопали двери, стучали печати, Греви наполнял чернильницы, Доминик постоянно получала что-нибудь на подпись и подписывала, уже не глядя.
- Мы подпишем брачный контракт, а потом завершим обряд в нашей фамильной часовне, у меня в доме, - предложил Лиувилль.
- Таким образом все, кто сгорает от любопытства, останутся за бортом этого корабля, - хихикнула Доминик.
Очень скоро Доминик, несколько обескураженная тем, что она, кажется, увлечена Лиувиллем, благополучно довела его до алтаря, - или ей так казалось.
- В этой церкви такая прохлада... как в медресе, - извинился Лиувилль аль-Джаззар, сводя Доминик по трем ступенькам в старую полуподземную каменную часовню, видевшую много поколений и разнонаправленных страстей. - Если вам покажется слишком холодно, то... имейте в виду, что запись в церковных книгах уже сделана. Мне нечего накинуть вам на плечи, казню себя за непредусмотрительность, но зато, если вы замерзнете, мы можем редуцировать обряд до нуля.
Вперед вышел незаметного вида человек, один из лучших парижских юристов - Мерсье. У задней стены тихо переговаривались кюре, двое служек, Греви и несколько клерков. Лиувилль предложил Доминик послушать, что скажет нотариус, и сам присел на одну из скамей. Мерсье, заглядывая в свои документы, торжественно сообщил Доминик, что с сегодняшнего дня она самым официальным образом вступила в освященный Церковью брак с Эженом Д'Артуа.
- Как с Эженом Д'Артуа? Но ведь это значит - с самой собой! - Доминик в ярости обернулась к Лиувиллю аль-Джаззару, но тот смотрел на происходящее с непроницаемым лицом. - Этот брак нужно немедленно расторгнуть! - взвизгнула она.
- Спросите у кюре, боюсь, это не так-то просто, - заметил юрист. - Исключительный юридический казус. Чтобы папа римский согласился аннулировать этот брак, нужно сперва каким-то образом доказать, что Эжена Д'Артуа не существует. То есть доказать, что это вы. Но как только вы станете им, он появится, и потребуются, наоборот, доказательства того, что существуете вы.
- Но я же не могу быть замужем за самой собой! - взвилась Доминик.
- О, история хранит случаи и более неординарных замужеств, - успокоил ее Лиувилль и встал.
Доминик хотела было закатить Лиувиллю грандиозный, оглушающий скандал, но посмотрела ему в лицо, передумала и спросила:
- Зачем вы это сделали?
- Еще когда я только услышал о вас, я сразу же понял, что не могу этого не сделать, - серьезно сказал Лиувилль. - В первую минуту, когда это только пришло мне в голову, я попытался сдержаться, но не смог. А после этого все уже было предопределено.
Да, Лиувиллю аль-Джаззару довелось жить в том обществе, в котором довелось, но он не опускал рук и, хотя ему было очень некогда, старался урвать минуту-другую, чтобы что-нибудь для этого общества сделать. Его сильной стороной была математическая логика, и он, в частности, в совершенстве владел методом приведения к абсурду.
- Эта история имеет изумительную мораль, то есть именно то, чего недостает нашему обществу, - заметил Греви в тот же день вечером.