териального положения и заглушению в душе всяких вопросов о смысле жизни моей и общей».
Став мужем и отцом, поставив все на семейную карту, Толстой кардинальным образом изменил и свое отношение к собственности. Видимо, наконец в нем «заговорили» другие гены, полученные, возможно, от прадеда Николая Горчакова, слывшего человеком очень богатым и чрезвычайно скупым. Он был влюблен и счастлив. И наконец, прав Владимир Набоков, считавший вершиной романа «Анна Каренина» страницы, посвященные семье, ее позитивным ценностям, во многом зависящим от тончайшего сосуда наслаждений, коими считались деньги с момента их появления. В это время Лев Николаевич озаботился приумножением своего состояния и стал скупать земли вокруг Ясной Поляны, а со временем и вдали от нее — на Волге, в самарских степях. Оставшиеся после карточных проигрышей родительские 750 десятин спустя несколько лет увеличатся в шесть раз. В Бузулукском уезде писатель приобрел более шести тысяч десятин, полагая, что впоследствии они станут хорошим приданым для его дочерей.
Он намеревался также купить казенный участок на Черноморском побережье. Однако сделка не состоялась по независящим от Толстого причинам. Ради «тучных» башкирских земель он вновь был готов «драть сколько можно больше за свое писание».
В те годы писатель превратился в богатого и рачительного барина. Хозяйство его насчитывало около трехсот свиней, десятки коров, сотни породистых овец и тьму-тьмущую разной птицы. Плюс пасека, огромный фруктовый сад. Толстой построил маслобойню, продукция которой бойко расходилась на московских рынках по 60 копеек за фунт. Избавившись, наконец, от бестолкового управляющего, он доверил контору и кассу самой ответственной и надежной помощнице — своей жене.
Но главным источником доходов оставалась конечно же литература. Если Достоевскому с трудом удавалось выбивать из редакторов журналов и книгоиздателей по 150–250 рублей за печатный лист, а Тургеневу —
и того меньше, то Лев Николаевич в полном соответствии со своей доктриной «драть как можно больше» продал М. Н. Каткову, владельцу «Русского вестника», эпопею «Война и мир» по 500 рублей за лист и сам занялся подготовкой ее отдельного издания. В 1863 году он получил от Каткова финансовый отчет за публикацию «Казаков» и «Поликушки» и остался им очень «недоволен». Писатель продиктовал свои условия: за семь листов он хотел получать тысячу рублей, а за остальные листы требовал больше чем по двести рублей за лист. Полученный гонорар Толстой был вынужден отдать в счет погашения долга пехотному капитану, которому он проиграл в феврале 1862 года в биллиард. Каткову пришлось оправдываться перед Толстым, он напомнил, что в конторской книге было зафиксировано условие писателя — «150 рублей за печатный лист».
В 1864 году Толстой стал добиваться гонорара в 300 рублей за печатный лист, а вскоре «охотно отдавал» Каткову романы «Война и мир» и «Анна Каренина» по 500 рублей за печатный лист. Толстой лично занимался подготовкой отдельного издания «Войны и мира», вел учет затрат на типографию, контролировал деятельность издателя, продажу книг и их состояние и движение на складах, рассчитывал тираж, стоимость отдельного экземпляра и даже «свое спокойствие», стоившее ему, как он считал, лишних 5 процентов. Согласно калькуляции Толстого, издатель получал при этом 10 процентов от издания, а книгопродавцы — 20 процентов. Не забывал практичный писатель и об изучении книжного рынка, как мы бы сегодня выразились, маркетинга. В его голове беспрестанно роились мысли: ♦Куда лучше послать — в "Вестник Европы" или в "Русскую мысль"? Лучше в "Ниву" — у ней огромный круг читателей, и есть средства. В "Северном вестнике", боюсь, они, пожалуй, бедны средствами, а мне обыкновенно платили по 500 рублей за лист». Толстой предлагал «Русскому вестнику» 20 печатных листов по 500 рублей с выплатой всех денег вперед, однако это соглашение не состоялось. Начав с вознаграждения в 50 рублей, он за последний свой роман «Воскресение» получил от издателя «Нивы» Маркса тысячу рублей за лист и отдал их
на переселение в Канаду духоборов, которых считал «людьми XXV столетия».
Тем не менее Толстой ни на минуту не забывал о семье, в которой уже было 13 детей, и об обслуживающем ее персонале — учителях, гувернерах, прислуге, конюхах, кучерах и тд. Его дворники и повара получали по восемь рублей в месяц наличными. Людям преклонного возраста барин платил пенсию. Ежемесячный «неизбежный» расход составлял 1457 рублей. Он включал жалованье воспитателей — 203 рубля (в том числе сюда были включены две учительницы и две гувернантки, которым ежемесячно выплачивалось по 30 и более рублей), траты на дом — 547 рублей; жалованье людям в количестве 11 человек — 98 рублей, прочие расходы (в том числе «всем еда» в сумме 300 рублей) — 609 рублей. Общую сумму расходов аккуратно рассчитывала Софья Андреевна, которая не раз вспоминала, что ее муж после удачной продажи «Войны и мира» владельцу типографии Ф. Ф. Рису и получения от него гонорара в 37 тысяч рублей отдал по 10 тысяч каждой из двух своих племянниц — В. В. Нагорновой и Е. В. Оболенской в качестве их приданого.