Повседневность внесла свои коррективы даже во внешний облик хозяина усадьбы. Он стал постоянно носить «серую блузу со складками и поясом, не совершенно охотничью, но похожую очень на крестьянскую сорочку которая служила ему обычным деревенским костюмом». Трудно было поверить в то, что еще совсем недавно в течение дня он несколько раз менял рубашки, тщательно следил за безукоризненным состоянием рук и ногтей. «Целыми днями он был погружен в хозяйство», что не смогло не сказаться на результатах. Так, в «Тульском справочном листке» в 1866 году появилось такое объявление: «Продаются 40 новых больших дубовых бочек Адресоваться в контору графа Л. Н. Толстого в сельце Ясная Поляна Крапивенского уезда в 14 верстах от Тулы, по шоссейной дороге».
В Никольском хозяйство, по словам писателя, развивалось «превосходно», правда, урожай оказался не слишком хорошим. В этой связи Толстой занялся очередным «проектом разверстания и осмотром земли для хутора, скотины и тд.». Одновременно он скрупулезно подсчитывал доходы, получаемые с этого имения. Так, в 1864 году они составили 4 тысячи рублей плюс еще «старый хлеб на тысячу рублей». Из этой суммы пришлось выплатить проценты на 1900 рублей в Опекунский совет, в котором было заложено Никольское. К тому же предстояло вернуть 1500 рублей долга за брата Дмитрия. Таким образом, оставалось 1600 рублей, часть из них ушла на приобретение скота.
Купленное Толстым имение площадью в 1800 десятин по восемь рублей за одну десятину в Бузулукском уезде Самарской губернии скоро стало приносить прибыль. «Тульские губернские ведомости» сообщали: «В Крапивенском уезде, в сельце Ясная Поляна продаются десять молодых жеребцов от заводских жеребцов и киргизских маток, годные для упряжки и для верховой езды. Спросить приказчика». Подобные объявления о продаже лошадей появлялись регулярно. Для себя Толстой постоянно оставлял 12 рабочих лошадей.
В литературных кругах сложилось устойчивое мнение, что легко быть писателем, если у тебя есть поместье, подобное яснополянскому. На самом деле Толстому пришлось приложить много труда и усилий, чтобы превратить недоходное имение в процветающую усадьбу. Жизнь писателя была неотделима от жизни помещика. Между его кабинетом и пространством полей и лесов, казалось, не существовало преград. Сеять, пахать, косить и одновременно обдумывать сюжеты своих произведений было вполне по-толстовски, в его духе.
Каждый день он старался использовать с максимальной пользой, чтобы успеть многое сделать по хозяйству. Его собратья по перу старались отвлечься от зряшной повседневности, занимаясь исключительно литературным трудом. Он же не чурался житейских проблем и существовал «между» физикой и метафизикой. Вероятно, поэтому душевное состояние его было весьма переменчивым. Толстой то с воодушевлением
констатировал, что «находится во всем разгаре хозяйства», то с грустью сообщал о «невозвратимых девяти месяцах», которые могли бы быть лучшими, но стали чуть ли не худшими в его жизни из-за того, что он находился «в запое хозяйства». А впоследствии пришел к выводу, что надо «как можно меньше приписывать важности хозяйству».
Однако в молодости Толстой утверждал, что «попал, наконец, в настоящее дело», коим являлись для него посадка капусты в огромном количестве, разведение пчел за рекой Воронкой, выращивание элитных кур-брама- путров, привезенных из московского зоологического сада после проведенных писателем успешных торгов. Но оказалось, что куры могут быть «поморены» из-за плохого ухода. Поэтому их решили поместить на кухню, чтобы они «скорее занеслись» и были «сытыми». Потом стала гибнуть скотина. За «две недели было все испорчено, что сделано за год». Пришлось приказать скотнице Анне Петровне и старосте, чтобы они «поили и кормили хорошенько телят и свиней и чтобы скотина была исправна».
Хозяйство, конечно, дело хлопотное и тонкое одновременно. Так, увлекшись разведением птицы, Толстой быстро понял, что от этой затеи следует отказаться: уж слишком дорогой корм, а птица явно «не стоит такого корма». Анализируя хозяйственные неудачи писателя, Т. А. Кузминская отмечала: «В Ясной Поляне лишь яблочный сад и посадки лесов процветали и обессмертили память Льва Николаевича в хозяйстве». Тем не менее завидное упорство хозяев усадьбы принесло свои плоды.