Император замолчал в ожидании ответа. Лоу побагровел, но, чувствуя, что за ним наблюдают свидетели этой сцены, овладел собой:
— Я желаю сделать ваше положение настолько приятным, насколько это в моих силах. Генерал Бертран написал мне, что я делаю вашу жизнь невыносимой; он обвиняет меня, как сейчас это делаете вы, в злоупотреблении властью и в несправедливости. Я принадлежу к свободной нации, я ненавижу любые проявления тирании и деспотизма, и я опровергну все обвинения, затрагивающие мое достоинство, ибо они суть клевета на человека, неуязвимого для орудий истины.
— Есть люди, которым оказывают честь, а есть такие, которых чести лишают, — бросает Наполеон, намекая на миссию, доверенную Лоу британским правительством.
Адмирал пытается вмешаться и доказать, что с момента его прибытия правительство было исполнено готовности проявить понимание и идти навстречу: все это недоразумение объясняется различием темпераментов и ошибками, допущенными во время переговоров третьими лицами. Наполеон оставался непреклонен.
— Известно ли вам, — обращается он к адмиралу, — что он имел низость забрать книгу, потому что на обложке я был обозначен как «Император», и что он хвастается этим.
— Я этим хвастался? — воскликнул Лоу
— Да, губернатор острова Бурбон, полковник Китинг, говорил мне это!
— Позвольте мне объяснить вам историю с книгой, — снова вмешивается адмирал. — Сэр Хадсон показывал мне этот том и заверил меня, что автор предоставил ему решать, передавать вам эту книгу или нет. Книга эта не представляет никакого интереса, а сэр Хадсон не имеет права признавать за вами титул Императора.
— Но он переслал мне письма, адресованные «Императору».
— Безусловно, но они исходили от государственного секретаря по делам колоний и от личных знакомых, а не от английских корреспондентов.
Наполеон, которому все труднее было сдерживаться, возобновил атаку с новой силой.
— Но он имел низость говорить о содержании наших писем, которые приходят к нему распечатанными. Моя старая мать, несмотря на мой запрет писать мне, прислала мне письмо, дабы сказать, что хочет умереть на Святой Елене рядом со мной. Так вот! Это стало известно всему острову.
— Но не через меня, — оправдывается Лоу[15].
— Нет, именно через вас! Балькомб говорил мне это! — кричит Наполеон. — У себя я Император и останусь им, пока я жив. Мое тело в ваших руках, но душа моя свободна. Через несколько лет ваш лорд Кастлри, ваш лорд Батхэрст и вы, ныне говорящие со мной, все вы сгинете в пыли забвения, а если и будут помнить ваши имена, то лишь благодаря тем гнусностям, которые вы совершали по отношению ко мне. Европа узнает, как со мной обращались, и позор этот падет на английскую нацию! Несчастные часовые вашей страны оплакивают мою участь. Вы хотите денег на мое содержание? У меня их нет, но у меня есть друзья, много друзей, которые в состоянии прислать мне ту сумму, которую я попросил бы у них, если бы мог писать. Посадите меня на паек, если это доставит вам удовольствие. Я буду питаться за столом 53-го полка или с солдатами, и они не оттолкнут, я в этом уверен, самого старого солдата Европы.
Лоу спокойно повторяет, что он не по своей воле занял этот пост на Святой Елене и что он всего лишь исполняет распоряжения своего правительства.
— Если бы вы получили приказ убить меня, вы бы его выполнили?
— Нет, я бы этого не сделал! Англичане — не убийцы.
— Я вижу, что вы боитесь, как бы я не сбежал. Вы принимаете ненужные предосторожности. Почему бы не заковать меня в кандалы? Тогда вы были бы спокойны. Вы не генерал, вы писарь. Завтра вы получите письмо, которое, я надеюсь, станет известным в Европе.
Он останавливается и, повернувшись к адмиралу, жалуется на то, что губернатор запретил общение с местными жителями, разрешенное ранее Кокбэрном; но Малькольм, как опытный моряк, умеющий лавировать среди бушующих волн, говорит, что не следовало злоупотреблять предоставленной свободой, как это сделала несколько дней назад графиня Бертран, попытавшаяся вступить в тайную переписку с французским комиссаром.
— Это вам губернатор сказал. Это ложь! — возмущается Наполеон и, обернувшись к Лоу, добавляет: — Лорд Батхэрст покрыл себя позором, послав сторожить меня такого человека, как вы.
— Мне смешно это слышать, — решительно заявляет Лоу, желая, вероятно, положить конец спору, который может принять еще более неприятный оборот.
— Как смешно?
— Да, сударь, я говорю то, что думаю. Мне смешно и, более того, прискорбно видеть, насколько вы ошибаетесь на мой счет и насколько вы забываете о приличиях. Засим разрешите откланяться.
15
Он лгал, ибо ему случалось читать своим близким полученные незапечатанными письма государственного секретаря и сопровождать их комментариями такого рода: «Члены императорской семьи! Сборище негодяев!»